Рацухизация - [6]

А зовут её… Цыба.

«Цыба» — обычная на Руси кличка козы. Как «цыпа» — курицы. Отсюда и производные: на Псковщине так называют засушенку, «козу» в носу. В западных губерниях «цибатый» — тонконогий.

Я уже говорил, что я сексуальный маньяк и половой извращенец? «Злыдень писюкастый»? Подтверждаю: в «Святой Руси» только извращенец тянет в постель шестнадцатилетнюю длинноногую натуральную блондинку метр семьдесят ростом, с маленькой попкой и бюстом нулевого номера.

Блондинки на Руси не котируются. Вот южнее-восточнее… Египет-Сирия-Персия… халифат-султанат-эмират… там — да. Там они — экзотика, предмет коллекционирования. Туда блондинок и продают. А наши предпочитают либо своих — русых, либо, для куражу — ярких брюнеток с шатенками. Чтобы — «всё при всём». И — побольше!

Хорошо бы крупные кудри кольцами. Но — крупные! Негритянская шёрстка — не принимается. Большие блестящие глаза, двойной подбородок и маленький носик. Пухленькие щёчки — за них принято пощипывать. Можно свисающими брылями, но не сильно. По другим параметрам…? — Живот должен торчать и висеть. «Женщина без живота — как улей без мёда» — русская народная мудрость. Правда, я ещё не совсем эту мудрость понял: в смысле липкости или в смысле сладости? Плечи — «косая сажень». А иначе — чем скирдовать будешь? Или, к примеру, коромыслом помахивать:

   «И тут девушка-чернавушка —

   Бросала она вёдра кленовые,

   Брала коромысло кипарисовое,

   Коромыслом тем стала она помахивати

   По тем мужикам новгородским;

   Прибила уж много до смерти,

   Прибила три ста да притомилася…».

При таком замахе, талия… только намёком. А то — переломится.

Меньше пятого номера в груди — молодая забавница-отроковица. Не жена. Аналогично — если меньше двух локтей в заднице.

Но-но-но! Чувства меры терять не надо! Два локтя — не радиус!

А вот рост метр семьдесят — смертный приговор личной жизни. Норма: три локтя с вершком. Допустимо — с двумя, но это — максимум.

Термин «выше» в русском языке — не только линейный размер по вертикальной координате, но и сравнительная характеристика в моральном, интеллектуальном, социальном… пространствах.

«Какой дурак захочет жену умнее себя?» — народная мудрость. Так ум — хоть спрятать можно! А чем рост замаскируешь?

Едва прошёл Купала, как я сбежал на покос. Это ж такое дело…! Ну, я ж рассказывал!

Прихватил своих ближников, из молодёжи кого, кто может «на косу встать». «Литовок» у меня уже десятка три. Как впёрлись в этот Мертвяков луг… Только ветер от взмахов гуляет! А грести да ворошить сено — позвали баб да девок с усадьбы.

У меня теперь девок много, всё больше — из «кусочниц» этой зимы. Все в платочках: стриженные, ни одна косы не заплетёт ещё. Большинство — с животиками. Кто после встречи с Меньшаком, кто после общения с другими… «банщиками». Процесс расширенного воспроизводства населения идёт полным ходом. А на покосе, глядишь, и оставшиеся… загрузятся.

Чарджи, задумчиво глядя на топающую «рядами и колоннами» женскую толпу с граблями и вилами, так и выразился: будут, де, в вотчине теперь нормальные торканутые смерды приличного качества и в неисчислимом количестве. Я — не против, но зачем же об этом кричать, как на первомайской демонстрации? Ну и ответил в той же лозунговой стилистике:

— Повысим уровень рябиновских смердов до инальско-ябгульского! Каждый пердуновский холоп — потрясатель вселенной!

Чарджи день двусмысленность переваривал, потом посчитал «толстым намёком на тонкие обстоятельства» и стал Потаню цеплять.

Потаня, как женился, ещё спокойнее стал, ещё… вдумчивее. Послушал ханыча и неспешно объяснил:

— Мы ж не кое-какие степняки поганые. Мы ж люди русские. Душу православную не бросим, девчушку, которую моя жена родила, выращу-выучу. Дочке моей ни в чём ущерба не будет. А которые всякие лезть начнут или языком болтать не по делу — утишим.

И начинает кулак потирать. Так это… характерно.

Чарджи аж с лица спал. Позор-то какой! Даже два: что нажрался тогда и безобразничать начал, и что простой смерд торкского хана кулаком вырубил! Начал саблю хватать, но Потаня — умный же мужик! — сразу «стрелки перевёл»:

— Ты не меня благодари, ты господина нашего благодари. Это по его слову девчушка, которая вылитая иналка, вольной родилась. Ей ошейник — не носить, под плетью — не ходить, на торгу сиськи — не выставлять.

Потаня говорит и мимо ханыча смотрит. Ханыч обернулся — я стою. И решать — мне: кому из ханычева потомства — вольным быть, а кому — в холопах шкандыбать. Не ему — мне судьбу деток, от него народившихся, определять. Не любо — завяжи и держи.

Вот я и говорю: с бабами — одни коллизии. А с тем, что они выраживают — ещё колизнее. Или правильнее — колизеестее?

Глава 267

Эту Цыбу я в болоте нашёл. Ну что тут непонятного?!

«— Фима, и где ты познакомился с такой девушкой?

— Как где? На Дерибасовской, под фонарем!

— И шо, фонарь тогда не работал?»

В «Святой Руси» ни — Дерибасовской, ни — фонарей. А вот болота — повсеместно.

Жара стоит страшная. Два дня жарит, на третий — ливень. Что скошенное промокло — ворошить, переворачивать, копны растаскивать… бабам лишней работы — вдвое.

В самое пекло не косят. Вот и мы, с утра натаскались с косами, да в теньке и полегли. Бабы недалече сено ворошили, тоже притомились, в тень попрятались.