Работа над ошибками - [8]

Питер понял, что немного переиграл.

— Я думаю, ты все это придумал, — произнесла Стефани.

— Вовсе нет, клянусь. Этот тип дал мне свою визитку с номером телефона, чтобы я ему позвонил.

— Синоним слова «эксцентричный» из восьми букв, — произнесла Стефани после небольшой паузы.

— Значит, вот как ты воспринимаешь мои попытки увеличить наши доходы?

— Я просто разгадываю кроссворд.

— Понятия не имею, что его составители имеют в виду. На твоем месте я перестал бы попусту тратить время на всякую ерунду.

— Если бы побольше занимался всякой ерундой, как ты выражаешься, возможно, все еще работал бы в полиции.

Питер усмехнулся:

— Ну, нет. Одного разгадывания кроссвордов для этого маловато. Для этого нужно было бы еще иногда слушать оперу, сидя в машине.

Миновало уже почти два года с тех пор, как Питер опрометчиво уволился с должности начальника отдела по расследованию убийств полиции Эйвона и Сомерсета. Впрочем, самому ему казалось, что с тех пор прошло гораздо больше времени. Постоянную работу он найти так и не сумел и пробавлялся случайными заработками — бармена, Санта‑Клауса, охранника в магазине «Харродс», помощника в школе для инвалидов, разносчика газет. В последнее время подвизался в качестве сотрудника супермаркета — его функция состояла в том, чтобы собирать тележки на автостоянке большого торгового центра и возвращать их в помещение магазина. Мужчине средних лет найти хорошую работу в наше время непросто.

До недавнего времени Стефани работала супервайзером школьной столовой. Однако бюджет, которым распоряжались местные власти, урезали, и в июле должность Стефани сократили. После этого она, как и ее супруг, мыкалась без постоянной работы.

— Знаешь, — задумчиво произнесла жена, — я тут недавно видела по телевизору передачу про канал Кеннет‑Эйвон. И вспомнила добрые старые времена.

Теперь настала очередь Питера удивляться:

— Я не знал, что ты интересуешься лодками и яхтами.

— Я ими вовсе не интересуюсь. Просто виды там замечательные. Помнишь Бат? Красивый город. Террасы георгианской эпохи выглядели замечательно в лучах заходящего солнца. Они окрашивались в необычный цвет медового оттенка — я ничего подобного нигде больше не видела. Помнишь?

— Разумеется, — ответил Питер, осторожно подбирая слова.

Ему не хотелось обидеть Стефани. Он любил свою жену, в том числе и за то, что она научила его видеть красоту, которой он раньше не замечал.

— Я очень хорошо помню, как радовался возможности выбраться из центра города в жаркие дни. Бат действительно выглядел как красивая цветная открытка, но жара там стояла, словно в турецкой бане. Вернуться туда? Подобный вариант я даже не рассматриваю, Стеф. Если только на денек, чтобы немного проветриться. Это был важный этап в нашей жизни — и счастливый для нас обоих. Но он закончился.

— Речь идет о работе. Причем далеко не легкой.

— Какой именно?

— Ты будешь смеяться, но там есть вакансия натурщицы в художественной школе.

Питер хотел расхохотаться, но что‑то в тоне жены сдержало его.

— А откуда ты узнала?

Стефани едва заметно улыбнулась:

— Когда я была одинокой женщиной и нуждалась в карманных деньгах, подрабатывала там натурщицей.

— Позировала? Обнаженной?

— Ага.

— Ты никогда мне об этом не рассказывала.

— Подобное нечасто всплывает в обыкновенных разговорах. И потом, ты не спрашивал. Я и сейчас не стала бы об этом говорить, но так уж получилось.

— Что ж, — сказал Питер, немного оправившись от изумления, — если хочешь, могу замолвить за тебя словечко — может, тебя возьмут натурщицей в Челси‑колледж.

— Не смей даже думать об этом.

— Наверное, они имели в виду слово «странный», — вдруг произнес Питер.

— Ты о чем? — прищурилась Стефани.

— Про слово из восьми букв. Из твоего кроссворда.

Позднее, уже в постели, Питер заметил:

— Знаешь, Стеф, теперь, конечно, не следует об этом говорить, но я все‑таки скажу. Да, я был идиотом, уволившись из полиции. Но когда я это сделал, то не представлял, что мы с тобой окажемся в этом убогом подвале где‑то на задворках.

— Да ладно. Наша квартира вовсе не убогая. К тому же я содержу ее в чистоте.

— Ладно, пусть будет скромная.

— И потом, Эллисон‑роуд — вовсе не задворки. Ты только послушай. Уже полночь, а шум машин — как на Пиккадилли.

Питер, однако, не ухватился за брошенный ему спасательный круг. Он явно был настроен каяться.

— Ладно бы еще, если бы речь шла только о моей жизни. Но мое решение касалось и тебя, а я не дал тебе возможности высказаться. Увольнение со службы было самым эгоистичным поступком в моей жизни.

— Но ведь это было дело принципа, — возразила Стефани.

— С моей стороны. Но не для тебя.

— Ты был хорошим детективом, но начальство тебя совсем не ценило. Ты просто не мог это больше терпеть. Они не заслуживали того, чтобы иметь в штате такого сотрудника, как ты.

— Да они были только рады от меня избавиться, — усмехнулся Питер. — Я выпадал из обоймы. Их можно понять.

— Да, с тобой непросто поладить, — промурлыкала Стефани и прильнула к мужу.

— Конечно. Я же грубый и нечуткий.

— И бестактный.

— Невоспитанный.

— И к тому же обожаешь себя жалеть. — Стефани потянула вниз пижамные штаны мужа и шлепнула его по обнажившейся ягодице. — Ну что, так лучше?