Работа над ошибками - [70]

Полагаю, он для того так сильно подчеркнул последние слова, чтобы дать понять: на следующем этапе, в суде – на процессе, в процессе которого рождается «истина», – неясности и несоответствия недопустимы. Я воздерживаюсь от ответа. Тогда мой официальный представитель добавляет:

Мы ведь не хотим никаких, как бы это сказать… неприятных сюрпризов на перекрестном допросе, правда?

(Я улыбаюсь.) Мы? Вы и я?

Если есть что-то, о чем вам хотелось бы рассказать, лучше сделать это сейчас. Я должен знать все, что произошло в тот день, во всех подробностях, все, что вы только сможете вспомнить, и…

Все, что я только смогу вспомнить.

(Адвокат поднимает глаза от своих переплетенных пальцев, которые он так старательно изучал на протяжении нашей беседы.)…Да. И тогда, вероятно, нам удастся наконец прояснить вопрос о вашем душевном состоянии. О мотиве, если угодно.

И тогда, вероятно, вам понадобится свежий запас розовых ленточек.

Он улыбается, по-настоящему улыбается. Трогает пальцем аккуратный бантик, украшающий одну из стопок, лежащих на столе, поворачивается к помощнице и (не переставая улыбаться) говорит: они скорее светло-вишневые, вы не находите?

Краткое молчание, обмен взглядами. И вдруг, на мгновение, нас троих соединяет взрыв дружного хохота. Смех летит навстречу частичкам разделяющего нас воздуха, из которого наши легкие извлекают кислород.

Мистер Бойл не улыбался и не смеялся в то утро, когда я приставил к его горлу нож – так близко, что любое неосторожное движение с моей или его стороны могло привести к повреждению мягких тканей и обильному кровотечению. Впрочем, для него, в его положении, движение в любом случае было проблематично: я прижал его спиной к доске и держал одной рукой за челюсть. Его голова была вывернута под очень неестественным углом. Он хотел что-то сказать, но я усилил хватку, и его губы сморщились в маленькое, тугое, розовое «о» – словно его рот вдруг мутировал и превратился в анус. Движением головы он стер с доски часть схемы работы ядерной станции, и на нескольких тоненьких прядках волос остались крупицы меловой пыли.

Все вон из класса.

Сначала я хотел оставить учеников, но потом передумал. Слишком велика опасность отвлечься, слишком велик риск постороннего вмешательства. Я понимал, что, отпуская их, даю им возможность поднять тревогу, но она поднимется так или иначе, а тогда для поддержания состояния неопределенности мне хватит и одного заложника.

Быстро вон!

Какофония отодвигаемых стульев, шуршание стремительно собираемых портфелей, быстрое шарканье ног, толкотня. Никто не произнес ни слова. Дверь обо что-то стукнулась, один, второй раз и наконец с грохотом захлопнулась – так, что содрогнулись стены кабинета. Я подтащил мистера Бойла к двери и заставил его запереть ее на ключ. Правда, сначала он утверждал, что никакого ключа у него нет, но потом, после некоторого нажима с моей стороны, все же достал его из кармана пиджака. Дверь заперли, зажгли свет: щелк-щелк-щелк неоновых трубок. Я взял ключ, положил к себе в карман и подвел мистера Бойла к окнам, выходившим на спортплощадку – расположенную тремя этажами (или тридцатью футами) ниже. Следуя моим указаниям, он по очереди опустил тканевые жалюзи на каждом из окон. Я убрал руки, отодвинулся. Он потер горло, нижнюю часть лица, осторожно ощупал кожу вдоль челюсти, там, где красные вмятины от моих пальцев постепенно превращались в полоску фиолетовых синяков. Бессильно опустил руку.

Знаете, так нельзя поступать. Это абсолютно недопустимо.

Учтите, ничего физического, не то я применю нож. Это неопровержимый факт.

Я сбросил с плеча сумку, поставил ее на ближайшую парту, распустил завязки, достал содержимое, аккуратно разложил его на столе. И начал разматывать шнур.

Вы должны отдать мне ключ, сказал мистер Бойл.

Вот. (Я протянул ему блокнот и карандаши). Хотите что-то сказать, рисуйте. Или заткните пасть.

Это какое-то…

РИСУЙТЕ.

Он швырнул блокнот с карандашами на пол и отошел в начало кабинета к своему столу. Сел на деревянный стул с мягким сиденьем, по размеру – больше остальных (рыжих пластмассовых блинов на полых металлических ножках), пригладил растрепавшиеся волосы ладонью. И замер, уставившись перед собой и поглаживая указательным пальцем правой руки бритую верхнюю губу, – как будто дожидался учеников на урок. Кабинет был самый обычный, и лишь плакаты на стенах – таблица кислотности, изображение анатомического строения мужчины и женщины, таблица химических элементов, – а также ряд раковин и бунзеновские горелки указывали на то, что это лаборатория. Я подтащил к двери три парты и, поставив их одна на другую, забаррикадировал вход, потом вырвал из блокнота листок и залепил им стеклянную панель.

Я не понимаю, что…

Я показал на блокнот.

…кто вы и что вы хо…

Я быстро соорудил из бельевого шнура удавку, стремительным движением накинул петлю на голову мистеру Бойлу, туго затянул и рывком стащил его со стула на пол. Потянув один раз, я поставил его на колени, потянув еще два, заставил подползти к блокноту и карандашам.

Первой картинкой, которую он нарисовал, был спичечный человечек, подписанный «Дерек Бойл», стоящий рядом со вторым человечком, безымянным. Над ним он нарисовал знак вопроса.