Раба любви и другие киносценарии - [44]
Никто ему не ответил. Только Фигель захихикал.
Калягин запел и пошел к декорации.
— Ну, скоро начнем? — раздраженно спросил он у ассистента.
— А это вы у меня спросите, — вмешался капитан и закричал: — Вялин!
Из глубины павильона к нему бросился какой-то человек в штатском.
— Ничего пока, ваше благородие, — сказал запыхавшийся сыщик. — Все перерыли.
Напевая, Калягин зашел за декорацию и остановился от неожиданности.
В углу на стуле совершенно прямо сидела Ольга. Заметив ее, Калягин повернулся и быстро пошел в сторону.
Реквизитор наклонился к капитану.
— Господин Федотов, мне паковаться нужно, — упрашивал он. — Освободите каталочку... Очень прошу...
— Пошел в жопу, — незлобиво ответил капитан.
— Может быть, пока ваши люди проводят досмотр, мы будем репетировать? — как можно деликатнее спросил Южаков у капитана.
— Тю-тю-тю-тю... — передразнил Южакова Федотов. — Запрыгали?.. Канин!
В темном углу павильона, обложенный чемоданами, коробками, в пальто, но в чалме и гриме, сидел Канин.
— Я! — Канин вскочил.
— Ты тоже, что ли, убийцей меня считаешь? — насмешливо спросил капитан.
— Никогда! — четко ответил тот.
— Правильно! Я санитар! Охрана среды... Очистка леса... — Он засмеялся. — Давайте, репетируйте свою дребедень. Я посмотрю.
Капитан стоял в декорации спиной ко всем. Он продолжал что-то напевать, но лицо его дрожало, он едва держался.
— Так... — наконец сказал Калягин нетвердым голосом. — Давайте... Где Ольга Николаевна?
— Она у себя, — сказал Фигель.
— Попросите ее.
— Я здесь, — в дверях появилась Ольга, спокойная, отрешенная, словно фарфоровая.
— Вы сегодня прекрасно выглядите, — сказал Калягин и попытался улыбнуться.
Ольга ничего не ответила. Она ни на кого не смотрела, словно кругом было пусто.
— Слушаю вас, Александр Александрович, — тихо сказала Ольга.
Федотов, прищурившись, молча смотрел на нее, потом застегнул крючки воротника, хотя китель был нараспашку.
— Я хочу снять эту сцену одним куском, — говорил Калягин. — Вы, Ольга Николаевна, входите отсюда, берете револьвер... Дайте револьвер!
Реквизитор, уныло стоявший за спиной капитана, подал револьвер Ольге.
— Так... — продолжал Калягин. — Вы идете вдоль стены, смотрите на портрет любимого человека...
Ольга медленно проходила мизансцену, обозначая акценты актерской игры в ней.
— Идете в ту комнату, там выстрел, и вы тихо возвращаетесь сюда, чтобы умереть перед любимым портретом...
Ольга развернулась, медленно подошла к капитану, направила на него револьвер и нажала курок. Загремели выстрелы.
Федотов метнулся в сторону. Каталка опрокинулась, солдаты попадали на пол. Канин, спросонья, закричал страшным голосом.
И все замерло. Первым нарушил тишину капитан. Медленно поднимаясь, он смеялся, оглядывался по сторонам, потом погрозил Ольге пальцем. Все оживились. Разом заговорили, задвигались, раздался смех.
— Шуточки... — сказал Южаков; он был очень бледен. — Веселая вы женщина, Ольга Николаевна... Вроде Звягинцевой... Она плеснула в глаза своему любовнику серной кислоты... Мы три съемочных дня на этом потеряли... Искали другого артиста.
Говоря это, Южаков несколько раз опасливо посмотрел на капитана.
Федотов отряхивался.
Ольга стояла посреди декорации и беззвучно плакала. И в это время во всем павильоне погас свет. Стало совершенно темно.
— В чем дело?! — закричал Южаков. — Что случилось?!
— Всем стоять на местах! Никому не шевелиться! — раздался в тишине мужской голос. — Дом окружен!
В углу павильона кто-то кашлянул. Тут же грохнул выстрел. Полыхнула вспышка.
— Сдаюсь! Яркий луч фонаря на мгновение осветил сидящего с поднятыми руками Канина. Фонарь погас.
Несколько человек быстро прошли по павильону. Двое мужчин подхватили под руки Ольгу и почти вынесли в коридор.
— Не пугайтесь, — сказал один из них и зажег фонарь.
Ольга узнала буфетчика, который ее не впустил.
— Я не мог тогда поступить иначе. Не имел права. Простите, — быстро сказал он. — Это вы потом все поймете. А теперь у нас очень мало времени. Нас всего пятеро. Где пленка Потоцкого?
— У меня в гримерной, в шляпной коробке, — чуть слышно пролепетала Ольга.
Стоявший рядом человек тут же бросился по коридору.
— Через три минуты мы должны уйти, — сказал буфетчик. — Вам тоже нельзя оставаться. Будьте здесь. Никуда не уходите.
В павильоне раздался выстрел, крики, топот. Буфетчик бросился было туда, но Ольга почти зашептала:
— Голубчик... Родненький... Не оставляйте меня одну... Я не могу больше... Миленький, пожалуйста... Я с ума схожу... — она обхватила буфетчика за шею и зарыдала.
— Стойте здесь. Федотов уйдет! — закричал буфетчик.
Он вырвался от Ольги и скрылся в темноте.
В полной мгле метались люди. Грохнул еще выстрел.
— Где он?! — закричал буфетчик.
— Здесь где-то, — ответили ему.
Кто-то выстрелил на голос. Сноп света выхватил из темноты белое лицо Южакова с округлившимися от ужаса глазами, стоящего на коленях Фигеля.
Снова выстрел — теперь уже на свет. Взвизгнул рикошет. Фонарь погас.
— Тут он!
Сразу несколько лучей метнулись по павильону. Каталка была перевернута, за нее обеими руками держался реквизитор... Канин стоял с поднятыми руками...Калягин сидел в кресле, вытянув ноги, и держал в зубах потухшую сигару... Мелькали лица, декорации... софиты...
Книга известного русского кинорежиссера Андрея Кончаловского — это воспоминания человека интереснейшей судьбы. Выросший в семье автора Государственного гимна СССР Сергея Михалкова, познавший и благоволение властей и начальственную немилость, создавший в тоталитарных условиях честные, искренние, опередившие свое время фильмы — такие, как «Первый учитель», «Сибириада», «Романс о влюбленных», «История Аси Клячкиной…», — он нашел в себе смелость пойти против системы, начать свою биографию с нуля в Голивуде, сумел и там снять выдающиеся фильмы, что до него не удавалось ни одному из советских коллег.
Новая книга выдающегося русского кинорежиссера Андрея Кончаловского «Возвышающий обман» следом за первой, «Низкими истинами», рассказывает о жизни автора в России, Европе, Америке, о звездах экрана и сцены, с которыми сводила его судьба, о женщинах, которых любил, о рождении фильмов и спектаклей, не раз вызывавших яростные полемики, о творческой кухне режиссера, живых обстоятельствах создания его прославленных постановок, перипетиях их зрительских и фестивальных судеб. Как и прежде, автор обнаженно откровенен, говоря о драматических обстоятельствах и своей творческой и личной жизни, которые, впрочем, неразделимы, — в них единая страсть, единые духовные ориентиры, единая линия судьбы.
Литературный сценарий легендарного фильма «Андрей Рублев», опубликованный в четвертом и пятом номерах журнала «Искусство кино» за 1964 год. Обложка: эскиз плаката Мих. Ромадина к фильму «Андрей Рублев» А. Тарковского (1969).Из послесловия В. Пашуто: «Фильм по этому сценарию должен раскрыть глубокие, давние истоки великой русской живописи; будет учить понимать ее художественную, общественную, социально-психологическую сущность. Андрей Рублев — торжество бессмертия истинно народного творчества».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Попутчики — украинец Олесь Чубинец и еврей Феликс Забродский (он же — автор) — едут ночным поездом по Украине. Чубинец рассказывает историю своей жизни: коллективизация, голод, немецкая оккупация, репрессии, советская действительность, — а Забродский слушает, осмысливает и комментирует. В результате рождается этот, полный исторической и жизненной правды, глубины и психологизма, роман о судьбе человека, народа, страны и наций, эту страну населяющих.
В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой».
Третий том воспоминаний кинорежиссера Сергея Соловьева - о недавнем прошлом и самых верных друзьях жизни. Два последних десятилетия двадцатого века. Бурные 80-е и не менее бурные 90-е: горькие потери, важные решения, исторические события, громкие премьеры, осуществленные и неосуществленные замыслы.
В сборник вошли сценарии "Принципиальный и жалостливый взгляд Али К.", "Нелюбовь", "Небо. Самолет. Девушка", "О счастье и о зле..." ("Богиня…"), повесть "Обладать и принадлежать", "Монологи медсестры" из фильма "Увлеченья", новеллы к фильмам "Три истории", "Два в одном", "Мужские откровения", "Вокальные параллели", а также нереализованные сценарии.