Раба любви и другие киносценарии - [40]

Потоцкий замолчал. Ольга мгновение смотрела ему прямо в глаза, а потом крепко поцеловала его в губы. И пошла к морю.

Потоцкий изумленно смотрел ей вслед, не в силах выговорить ни слова.

Ольга, не оборачиваясь, помахала ему рукой.

В ванной стояли плеск и визг.

Ольга и ее мать купали расшалившихся девочек.

— Мама, а когда мы поедем? — спрашивает раскрасневшаяся Катя.

— Скоро. Маша, перестань брызгаться, — прикрикнула Ольга на младшую.

— Мама, а мы на пароходе поедем или на поезде?

— Я еду на пароходе! Я еду в Париж!.. Я еду на пароходе!

— Катя, перестань, тебе говорят, — сердито сказала Ольга. — Мама, ну возьми их.

Девочки с головой залезли под одеяло, хихикали там, возились. Мать Ольги накрыла постель шубой, платком, еще одной шубой. Девочки шептались под кучей пестрых тряпок, смеялись.

Ольга смотрелась в зеркало. Вошла мама. Остановилась, глядя на Ольгу в зеркало.

— Мама, я очень постарела?

— Да ты что? Ты молодая, красивая, — Любовь Андреевна обняла ее за плечи.

Откуда-то донесся тоскливый собачий лай.

— Как собака воет! — поморщилась Ольга.

Она отошла, села на край ванны.

— В номере под нами. Сегодня уехали за границу... А собаку оставили...

Ольга молчала, глядя в пол.

— Я потихоньку начала укладываться. — Она села на стул против Ольги. — А ты все одна, одна дома.

— У меня сегодня свидание! — улыбнулась Ольга.

Она рассеянно вертела в руках какой-то флакон.

У Любови Андреевны навернулись слезы на глаза.

— Мама, он прекрасный, умный, красивый и смелый, как в фильме «Весна навечно».

Ольга улыбалась, чтобы самой не расплакаться.

Рука Ольги держит флакон...

Фотография — женская рука держит флакон одеколона. Это страница журнала с рекламой. Подпись: «Новинка! Одеколонъ "Ориганъ"! Опасайтесь поддѣлокъ!».

Во дворе кинофабрики в автомобиле сидела Ольга. Было тихо и темно. Ольга настороженно разглядывала двор, который так хорошо знала днем и впервые увидела незнакомым и странным ночью. За ее спиной чиркнули спичкой. Ольга вздрогнула и обернулась. Свет спички осветил худощавое лицо молодого человека. Он прикурил.

— А я вас знаю, — улыбаясь сказала Ольга. — Вы в буфете работаете, в парке. Мы с дочками лимонад у вас в жару пили.

Ольга протянула ему руку.

— Ольга.

— Иван.

Он пожал ее холодную руку.

— Я тоже могу сильно жать, — Ольга изо всех сил сдавила здоровенную ручищу Ивана. — Сильно?

Иван смущенно улыбнулся, но не ответил.

Было видно, как за стеклянной стеной павильона быстро прошел человек сверху вниз, вышел во двор и направился к машине.

— Ольга Николаевна, нас ждут!..

Потоцкий подошел к машине.

— Идемте, товарищи! — негромко сказал он в темноту.

Ольга вышла из машины и пошла за Потоцким к павильону. За ними пошел Иван, от дерева неслышно отделился еще один человек, из темноты кустов показались двое, с качелей спрыгнул неслышно высокий в офицерской форме. Все скрылись за стеклянной дверью павильона.

Они вошли в просмотровый зал. Плотный мужчина в тужурке, сзади него огромного роста матрос, затем болезненного вида человек со светлыми усами и бородой, в офицерской форме.

Вошла Ольга, остановилась в дверях. За ней — Потоцкий.

— Товарищи, — сказал Потоцкий, — это Ольга Николаевна, она спасла пленку, которую вы сейчас видите... Ей можно доверять... А это мои друзья, — представил он мужчин.

— Ну, что ж, — сказал мужчина в тужурке, — если ты ручаешься...

— А она предупреждена о последствиях? — спросил офицер болезненного вида. — О том, что случится, если...

Он недоговорил и посмотрел на Ольгу. Она встретилась с ним взглядом, и на мгновение ей вдруг стало страшно.

Ольга растерянно посмотрела на Потоцкого.

— Садитесь, товарищи, — волнуясь, сказал Потоцкий. — Сначала посмотрим последний материал и все, что удалось снять за это время.

Голос Потоцкого комментирует происходящее на экране:

— Огромная очередь женщин и детей у хлебного магазина... Пустующий завод... Голодающие, распухшие дети...

Демонстрация рабочих в городе. Над толпой виден человек, который что-то яростно говорит. Это тот самый, убитый потом на улице.

Солдаты прикладами разгоняют демонстрацию.

Из здания кинотеатра выводят улыбающегося человека, проводят его сквозь толпу. Бьют его о витрину, витрина разбивается, человека бросают в кузов грузовика. Толпа напуганно смотрит. Над ней — огромная афиша, на которой Ольга и Александр Максаков.

Под конвоем ведут крестьян, закованных в кандалы. Лица у людей изможденные... Привязанные к деревьям люди... Повешенные... Солдаты целятся, белый офицер машет рукой, вздрагивают и падают на землю расстрелянные... Стоят за оградой женщины с детьми на руках, плачут... Лежат на земле убитые люди... Крестьянин с молодым лицом не моргая смотрит в небо, около лица крестьянские сапоги...

Пленка кончилась, но аппарат продолжал работать.

— Что ж, — тихо сказал мужчина в тужурке, — надо нам немедленно переправить эту пленку в Москву... Европа орет о наших зверствах... Пусть посмотрит это!

Офицер болезненного вида резко встал:

— Хватит ждать! Пора! — глаза его были полны ненависти. — Ударить по гостиницам!.. Вокзалу!.. Порту!.. Взорвать водопровод!..

— Но в городе живут не только офицеры, — сказал человек в тужурке. — Среди беженцев женщины, дети...