Пылающие алтари - [32]
Постепенно среди врагов сираков распространилась молва о неистовом седом всаднике, во главе отряда молодых воинов налетающем неожиданно, как ветер. Его прозвали Бородатым Хромцом, а его воинов — Сердитыми. Сердитые дрались, не зная страха, не давая пощады в бою. Род, где гостил Бородатый Хромец с Сердитыми, мог кочевать спокойно: там враг не осмеливался тревожить сиракские кочевья.
Гонец Томирии догнал отряд Сердитых в самом отдаленном становище, где Дон, идя с севера, разворачивается на запад; здесь обрывается граница с роксоланами — далее лежит аланская степь. Царица приказывала Диону вернуться в Успу.
Такая спешка встревожила эллина; без нужды Томирия не стала бы его беспокоить. Передав дружину Анту, юному исполину из рода Гривастого Волка, он покинул становище. Проскакав за полдня по равнине тысячу стадиев, Дион предстал перед Томирией, даже не сменив дорожного одеяния.
Царица сидела на плоском камне. Зеленые волосы ее была распущены и падали на плечи. Жесткие белые брови казались мазками кисти на темном фоне грубого обветренного лица. В глазах воительницы полыхал торжествующий огонь.
— Радуйся, мой славный полководец! Великий Совет племени утвердил мое решение о постоянном войске!
Дион сложил руки на закованной в металл груди. Да, царица знает, чего хочет, и неуклонно добивается исполнения своей воли.
А Томирия между тем продолжала:
— Твои Сердитые усвоили суровую науку доблести. Пора поставить под их начало по десятку молодых воинов, которым они передадут свое искусство. Это будет отличная тяжелая конница в полторы тысячи копий. Со временем и каждый из этих воинов получит свой десяток, а Сердитые станут предводительствовать сотнями. Но армия сильна не только конницей. Нужна пехота. Вот теперь ты и будешь заниматься этим.
— Я преклоняюсь перед твоей мудростью, повелительница, и готов содействовать исполнению твоих планов.
Дион давно обратил внимание на жидкость, горящую на алтаре. Черноватый дымок тянулся к вытяжному отверстию в крыше, что-то знакомое чудилось эллину в его запахе. Наконец он не выдержал и подошел к алтарю. Подняв с пола камышинку, помешал жидкость. Так и есть — нафа[40]!
Эллин долго молча всматривался в бледное пламя. Его воображение рисовало уже картину, как вспыхивают желтые клубы огня под копытами вражеской конницы. Томирия тоже молчала, углубившись в какие-то свои сокровенные мысли.
— Много у вас этой жидкости, царица? — нарушил молчание Дион. Голос его вдруг как-то осел от волнения.
— Нет. Нафу мы используем только для освещения в крепости. В становищах жгут жир. Несколько амфор с нафой мы всегда можем выменять на торжищах под стенами городов Боспора или привезти в бурдюках от горцев Кавказа.
— Если заключить нафу в глиняный сосуд и поджечь… Ты понимаешь, царица, что произойдет?
Расширенные зрачки повелительницы уставились на алтарь. В них отразилось трепетное пламя.
По-прежнему большая часть дня уходила на конные состязания и тренировки. Вернувшиеся в крепость дружинники активно включились в военные игры — каждый со своим десятком.
А Дион тем временем занимался с пехотой.
— Высшая доблесть воина, — говорил он, — поразить противника насмерть. У скифов, например, на пиру обносят круговой чашей того, кто в бою не сразил ни одного врага.
Он показывал приемы защиты и нападения. На чучелах из шкур, набитых травой, отрабатывалась четкость и меткость удара, на рубке хвороста — его сила.
— Хочешь снять голову, бей в грудь — поучал Дион. — Пополам врага развалить надумал, целься ниже пояса.
Иногда он сбрасывал доспехи, оставаясь голым до пояса, брал в каждую руку по мечу, кричал:
— А ну, кто научился держать меч, наступай на меня!
И шел, припадая на левую ногу, к кучке дерущихся воинов. Хромота и шрамы на худом жилистом теле были эхом отшумевших битв. Они вызывали восхищение юношей, которые скрещивали с ним мечи. Но, щадя его, удары они наносили не в полную силу. Сердясь, Дион ловко отражал их, успевая больно стукнуть зазевавшегося по спине мечом плашмя.
— Что вы машете мечами, как ленивые ослы хвостами?
Снова удар по спине.
Юноши ярились, наседали сильнее.
— Эх, палки бы вам в руки, а не боевое оружие!
Он уверенным ударом выбивал меч из рук, и тот со звоном отлетал в пыльную траву…
Пеших воинов Дион разделил на копейщиков и лучников. Лучники выстраивались в три и более ряда, за ними — копейщики. Он предложил конструкцию лука, заимствованную у одного из фракийских племен. Новый лук больших размеров, в рост человека. Длинные стрелы с крупными наконечниками походили на легкое метательное копье. Взяв такую стрелу в руки, можно было пользоваться ею, как дротиком. Пущенная из мощного лука стрела пронзала насквозь щит вооруженного воина и его самого.
Особую группу пехотинцев составляли пращники. Праща для степняков — оружие новое, непривычное, и брались они за нее неохотно. Но Дион заставлял их тренироваться очень тщательно, возлагая на них свои пока никому не понятные надежды…
Дион зачастил к гончарам. Ремесленники изготавливали для него глиняные сосуды, разной вместимости и формы. Заказчик был привередлив: то отверстие в боку маловатое, то стенки слишком толстые. Но мастера выполняли его заказы безропотно, знали, что за ним стоит сама царица.
Курение – это привычка, и в то же время навязчивая химическая и эмоциональная зависимость, которую вы тесно увязываете с вашей повседневной деятельностью и сценариями жизни. Когда-то вы придали курению эмоциональную привлекательность, приписали его к зоне комфорта, сделали тем, что вам нравится. Таким образом, вы полностью заблокировали критическое отношение к курению. Очевидное проявление разрушительных последствий курения растянуто во времени и может быть значительно отстроченным, это также затрудняет адекватную оценку вреда этой привычки самим курильщиком.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.