Пылающая Эмбер - [120]

властвует над моим ртом, как делал это в первый раз. Мне это нравится. Нравится, когда

он дикий и в то же время сдержанный, словно не хочет напугать меня своим напором.

Я задыхаюсь от удовольствия, когда он играет с моим клитором. Мой оргазм

приближается с каждым толчком. Затем он начинает большим пальцем дразнить мой

клитор, пока другой палец медленно проскальзывает в меня. Так глубоко. Я напрягаюсь,

но не потому, что не хочу, чтобы он был внутри меня. Я напрягаюсь, потому что на грани

потери контроля.

Он замирает и отводит руку.

— Нет. Не останавливайся. Мне так хорошо, — шепчу я.

Он нежно толкается обратно, и по мере того как нарастает мое удовольствие, его

палец проникает глубже, медленно входя и выходя из меня, тем самым начиная сводить

меня с ума. Когда он наполняет меня двумя пальцами вместо одного, я откидываю голову

назад и выдыхаю:

— О, мой Бог.

Мав отрывает губы от моего рта.

— Вот оно. Расслабься и ухватись за меня. Позволь мне почувствовать тебя, — его

пальцы усиливают толчки, а его язык властно клеймит каждый дюйм моего рта.

Я держусь за него изо всех сил и молюсь, чтобы эта изысканная пытка никогда не

кончалась. Насаживаясь на его пальцы снова и снова, я стремлюсь к кульминации,

которая разнесет мой мир на части, если он просто даст мне кончить.

Моя жажда усиливает его желание, поскольку его поцелуй становится почти что

зверским, а его грудь напротив моей поднимается и опадает уж слишком часто.

У меня внутри все сжимается, когда он при каждом толчке задевает особую точку. Я

закрываю глаза и теряюсь в ощущениях.

— Мав, — я произношу только его имя и ничего больше, потому что мысли в моей

голове начинают путаться. Боль потребности, которую он во мне пробуждает, становится

все острее и нестерпимее. До тех пор, пока она, как растянутая резинка, не достигает

своего предела разлома, обрывается и проносится по всему моему телу волнующей

дрожью. Бурным потоком ощущений, обволакивающим каждую мою мышцу.

Пальцы Мава не перестают двигаться внутри меня. Он продлевает оргазм

чувственными поцелуями до тех пор, пока он не извлекает из моего тела каждую частичку

этого наслаждения.

И когда мои колени слабеют, он ловит меня.

Его губы покрывают легкими поцелуями мою челюсть, шею и ухо. От его горячего

дыхания по моей коже проносятся мурашки.

— Охренеть. Я никогда не видел ничего более совершенного, черт возьми, — он

озорно усмехается и чмокает меня в губы.

Святые угодники.

— Не могу дождаться, когда увижу это снова.

Он вытаскивает из меня пальцы, и я тут же чувствую влажность, скопившуюся

между моих бедер. Но не успеваю я смутиться, как Мав поднимает руку и засовывает

пальцы, покрытые моим возбуждением, себе в рот. Он стонет, закрывает глаза и

облизывает их дочиста.

213

Когда он открывает глаза, они цвета расплавленного золота.

— Теперь я до конца вечера буду мечтать о том, чтобы трахнуть тебя своим языком.

От этих слов мышцы в моем влагалище сжимаются снова и снова. Это походит на

угрозу. Но мысли о его губах на той части моего тела — восхитительная угроза, о которой

я, без сомнения, буду думать в течение следующих нескольких часов.

Глава 27

Бывают времена, когда вы видите что-то настолько прекрасное, что оно оставляет

отпечаток на вашей душе. Эти незабываемые мгновения остаются с нами навечно.

МАВЕРИК

По-моему, я никогда не оправлюсь. Это было охренительно. Просто чума. Я думал,

что знаю, во что ввязываюсь. Но я этого не знал. Это ни с чем не сравнится. Целовать ее.

Чувствовать ее под своими руками. Ощущать на губах ее вкус. Ни с чем другим это даже

близко не встанет.

О чем я только думал?

Эта девушка погубит меня. Если она когда-нибудь уйдет от меня, как Дана, я не

останусь с почерневшим сердцем. Потому что от него просто-напросто ничего не

останется, кроме золы и пепла.

Меня все еще потряхивает, когда я поднимаю ее и кладу на кровать.

— Полежи со мной, — говорю я, поскольку не могу признаться ей, что я сейчас

настолько возбужден, что черта с два я смогу спокойно расхаживать по клубу. А одна

мысль о том, что кто-нибудь из моих братьев увидит ее с пылающими щеками,

опьяненными от страсти глазами и спутанными волосами, приводит меня в ярость.

Теперь она моя, и неважно, понимает она это или нет. Я так чертовски сильно

пристрастился к ней, что обратной дороги нет.

Опустившись на кровать, я притягиваю ее к себе, чтобы она прилегла на мою грудь.

Я ласково провожу рукой по шелковистой, гладкой коже ее спины. Она вздыхает, и меня

пронзает всплеск глубокого удовлетворения.

— Я никогда раньше этого не делала.

Моя рука на ее спине замирает, и я склоняю голову набок, чтобы взглянуть на ее

лицо.

— Никогда не делала что? — затем меня осеняет. — Не кончала?

Она, как обычно, чуть заметно кивает.

214

— Удовлетворяла себя, да, но не с…

— Но не с кем-то другим?

Она снова кивает. Матерь Божья. Если это не мысль об убийстве проносится по

моим венам, то я не знаю, что это.

— Твой бывший был куском дерьма, — рычу я.