Пыль под ветром - [26]

И много других вопросов, не менее глупых. Некоторые даже не следует вспоминать.

Кстати, вопрос о счастье чистых возник у Ильи давно. Не он ли стал причиной сновидений, заставив Илью подсознательно конструировать новый причудливый мир? Непротиворечивый мир, где либо есть ответ, либо нет вопроса… Но если «генетическая память» — всего лишь тупиковый бред сознания, то попытка оказалась несостоятельной. Хотя бы потому, что в приснившемся мире тоже возникали вопросы, принципиально безответные.

«Зачем мы делаем ракеты?»

«Кем положено?»

«Что делать, если никто не виноват?»

…Впереди показался ещё один, последний на тракте, колодец. Илья натянул поводья, переходя с галопа на рысь. Пусть конь остынет, прежде чем напиться. И вообще, спешить уже не надо. Остался час, много — два на рысях. Бездна уже слышна отчётливо — свистящим простуженным гулом. И почти что видна — отсутствием чего бы то ни было за ровной грядой курганов, разрезанной посередине трактом.

10

Конь пятился, всхрапывал, закидывал голову, косил на Илью влажным испуганным глазом. Ни шпоры, ни понукания так и не смогли заставить его ступить на узкое, в пять шагов шириной, висящее над бездной полотно, незнакомо и страшно поблёскивавшее металлом. Винтовку можно было бросить и отсюда: всё равно она сгинет в этом багрово-чёрном вареве внизу, клубящемся, гулко ревущем, пышущем жаром, изрыгающем запахи перегретого металла, серы, почему-то мочи на морозе и ещё чего-то неуловимо тонкого, пронизывающего насквозь, убийственного… Винтовку можно бросить и отсюда но, уже подъезжая к бездне и увидев эту полоску, Илья вспомнил случайную реплику Али (случайную ли?):

— …если дальше не можешь. — И решил, что сможет.

Карта не врала даже здесь, не соврёт и дальше. Но десяток миль пешком, над вонью и грохотом, было бы слишком долго и утомительно. А конь (боевой конь!) боялся. Только один раз он коснулся копытом туго зазвеневшего полотна — и сразу отпрянул, присев на задние ноги и по-собачьи прижимая уши.

Илья, потеряв терпение, отъехал шагов на сорок назад по тракту и развернулся. Не мытьём, так катаньем… Он успокоил коня, привстал в стременах, локтями обнял его шею, потом ладонями, как шорами, закрыл ему глаза и вонзил шпоры в бока.

Конь ржанул и рванулся вперёд, к полоске над бездной.

Но уже предпоследний прыжок оказался каким-то вялым, а последний просто не состоялся. На последних пядях тракта конь, как подстреленный, грохнулся грудью в пыль, а Илью вынесло из седла, перевернуло в воздухе и шмякнуло спиной на полосу заметно правее осевой линии.

Чёртов путепровод оказался ровным и скользким — может быть, даже смазанным. Илью тащило по нему, как по ледяной дорожке, и он тщетно пытался затормозить ладонями и каблуками, то и дело подпрыгивая на каких-то не то заклёпках, не то просто выпуклостях. Винтовка, зацепившись ремнём за правую руку, болталась где-то внизу и стаскивала его всё ближе к краю. Когда Илья сообразил наконец перевернуться со спины на живот (авось металлические пуговицы камзола помогут ему притормозить!), было уже поздно.

Илья висел над ревущей и клокочущей бездной, зацепившись локтями и подбородком за гладкий металлический край. Оказалось, что он умудрился поменяться местами с винтовкой — теперь она смирнёхонько лежала на полосе, и рука Ильи была по-прежнему продета в ремень. В принципе, можно было спрыгнуть и уволочь её за собой. В бездну. Если уж действительно не смог дальше…

Ну, так что — прыгать? Или ещё немножко повисеть?

Хотелось жить — и это была ещё одна странность…

Шагах в пятидесяти от Ильи (насколько он мог оценить, глядя лишь уголком левого глаза) бегал по краю обрыва и неслышно ржал, закидывая голову, его трусливый боевой конь.

Илья осторожно подвигал в пустоте ногами, но ни до чего не дотянулся. У чёртова путепровода не было никаких опор. Или они были слишком далеко друг от друга… Досчитаю до ста — и спрыгну, решил Илья. Вытянул руки подальше вперёд, отвернулся от обрыва и лёг левой щекой на ровно подрагивающий металл. «Одна куманга», — начал он отсчёт, закрывая глаза. «Две куманги… А вот интересно, когда я дойду до пяти, как нужно будет сказать? Грамматические вопросы — самые заковыристые… Четыре куманги… Наверное, собственно бездна, бездна как таковая, начинается там — в десяти милях от края обрыва. А всё это грохочущее клокотание — просто прелюдия для слабонервных. Чтобы не совались, куда не надо… Пятая куманга, неожиданно легко обошёл он грамматическую каверзу. — Шестая куманга. Город…»

Правда, на первый свой город Илья израсходовал аж девять… этих самых. Не семь, как положено («Кем?»), а девять. Помнится, Дракон был весьма недоволен — хотя и хвалил сквозь зубы за тщательность.

«Восьмая куманга…»

На второй город Илье хватило восьми. Во всех остальных он обходился положенными семью («Кем положенными?»).

«Девятая куманга…»

Семь гнёзд — полностью заряженный саркофаг, и ни одной кумангой больше. Двенадцать идеально чистых городов плюс три лишних куманги в первых двух — итого… Стоп. Почему «заряженный»?

«Девятая куманга…»

Никто никогда не употреблял это слово по отношению к саркофагу: «заряженный». Это же не винтовка… Кстати, в ней сейчас ровно семь патронов — но это, разумеется, не более чем совпадение.