Пятый жребий Богородицы - [17]

Народ шумно разместился за столом и поднял по первой, провожая старый год. Застолье пошло своим чередом.

Звонкий голос Звенигорода (Саввино-Сторожевский монастырь)

Новый год встретили шумно и весело. Компания была заводная и веселая. Дружно подняли бокалы с шампанским под звон кремлевских курантов. С хохотом загадали желания и успели выпить до окончания двенадцатого удара. Затем высыпали на улицу и с визгом и хохотом выкатились на лед водохранилища, где уже взлетали к небу огненные полосы фейерверков. Выставили свою батарею, привезенную Саньком, и в черное небо взлетели сказочные стрелы, распускавшиеся там, в черноте ночи, диковинными цветами. Умел телемагнат выбирать такие штучки, которых не было еще ни у кого. Даже видавшая все публика поселка «Дзержинец» и та ахнула, увидев это зрелище. Вслед колдовским букетам к далеким мерцающим звездам полетели магические стрелы, как бы выпущенные из луков бога Аполлона и его сестры Артемиды. Они прорезали черноту ночи огненными полосами, визжали, гудели и пищали в ночной тишине и там, в далеком и высоком поднебесье, начинали кувыркаться и рассыпаться мириады новых звездочек, пляшущих свою новогоднюю пляску. Зрелище было на зависть богам. Вдоволь натешившись рукотворным салютом, замерзнув на слабом, но пронзительном ветерке, дующем вдоль реки, и, залепив друг друга снежками с ног до головы, компания вернулась в теплый дом генерала к трещавшей печке, уютно разливавшей тепло и негу. Маша с Люсей жестом фокусника достали из недр печи огромную аппетитную кулебяку с золотистой корочкой, сделанную, как они и обещали, по старинному рецепту. В одном ее углу была запечена капуста с яйцом, в другом – ливер с травами, в третьем – гречневая каша, а в четвертом – осетровые молоки и щеки. Под кулебяку и с мороза лихо пошла холодная монастырская настойка на травах и ягодах, оказавшаяся не только ароматной и вкусной, но и на удивление крепкой. Все расселись вокруг стола и, готовясь перейти к горячему столу, решили возобновить беседу, на тему, начатую еще в прошлом году. Тон задал Пилигрим.

– Стоя там, на берегу и смотря на это волшебное зрелище, что устроил нам Саня, я подумал. А ведь мы с вами блуждаем во тьме наших заблуждений, – он отпил большой глоток горячего чаю, – И вот как эти сияющие стрелы, что летели в темноту и разгоняли вокруг себя мрак, вот так в голове моей вспыхнула мысль и разогнала тьму заблуждений.

– Пилигрима понесло на лирику, – крякнул Борисыч.

– Да нет, – откликнулся писатель, – Все гораздо проще. Матушка Александра в отличие от нас просвещенных гуманитариев с высшим образованием, точно понимала, что она мистически связана с какой-то святыней, оставшейся с тех времен, когда еще никаких подземных монастырей в центральной Руси не было.

– Смотри-ка, а он ведь прав, – поддержал его генерал, – Продолжай.

– Кроме того, в этой истории есть один период, который постоянно прослеживается во всех рассказах, – отхлебывая чай, продолжил Пилигрим.

– И что это за период? – спросила любопытная Марина.

– Это период…как бы это сказать, – Пилигрим искал формулировку, – Ага! Это период Дмитрия Донского. Заката Орды. Скорее даже так, это период Сергия Радонежского и чего-то, что связано с этим временем и этим именем. Поэтому надо подумать, куда могла пойти матушка Александра кроме Оптиной пустыни, но связанного с этими тремя опорными понятиями. Орда. Донской и Радонежский. Но однозначно и с именем Богородицы. Потому как ходила Александра по Святым местам Богородицы. Такая вот мысль. Подумайте.

– А что хорошая мысль, – поддержал генерал, – А ты что скажешь Владимир?

– Тогда это совершенно точно: Звенигород, Николо-Утрешский монастырь, Лавра и, конечно же, Донской монастырь, – уверенно ответил монах.

– Вот, не спеша, и начни со Звенигорода. А вы девочки несите стерлядок, – умиротворенно согласился Борисыч.

– Ну, тогда не о самом Звенигороде, а о Савво-Сторожевском монастыре, – уточнил Владимир.

– Это тот, что на горке, если с Рублевки ехать, километрах в полутора к западу от самого Звенигорода? – уточнила Марина.

– Он, – коротко согласился Пилигрим.

– Монастырь был основан по приказу Юрия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, в 1398 году. Место для нового монастыря князь выбрал на холме, издавна носящем название «Сторожи»; в старину здесь находился сторожевой пост. От названия местности и имени первого игумена – монаха Саввы, ученика Сергия Радонежского – произошло название монастыря. Так что как видите, здесь все. И Донской, и Радонежский, да еще Звенигород был сам, как город, улусом ордынских царевичей.

– Это как? – вскинулась всегда спокойная Наташа.

– Это мы вам в следующий раз расскажем, – остановил ее задор Пилигрим.

– Архитектурный ансамбль монастыря состоит из Собора Рождества Богородицы, – невозмутимо продолжил монах, не обращая внимания на перепалку писателя и гостьи.

А Пилигрим уже галантно подкладывал Наташе в тарелку куски разваренной стерлядки, маринованных грибочков, кусочек кулебяки с капустой. И наливал в хрустальную тонкую рюмку брусничного Монастырского ордена. Мир был восстановлен.

– Кроме него в комплекс входят: трапезная со звонницей; Надвратная Троицкая церковь; «Царицыны палаты»; Братский корпус; Жилой корпус Духовные училища; Дворец царя Алексея Михайловича; Смотровая площадка; Ограда с башнями; Кельи XIX века. Это сейчас. Первоначально же монастырь был деревянным и занимал лишь южную часть холма. Первым каменным строением был именно тот самый Рождественский собор. Уже тогда он являлся центром архитектурной композиции, находясь на вершине холма. К первой половине XVI века относится возведение новой крепостной башни, в нижнем этаже которой находились въездные ворота, а в верхнем – надвратная церковь, освященная в честь Сергия Радонежского. Вплотную к башне подходит здание трапезной. Эти здания были разрушены в XVII веке во время перестройки ансамбля.