Пятый угол - [77]

Ответа, естественно, не последовало.

- Знаете, мистер Вольский, он должен вскоре уйти на пенсию, и тогда уж я прослежу за этим! Мы тоже не будем сидеть дома.

Сарра даже не посмотрела в сторону мужа, а зря, ибо реакция Сэма была весьма красноречива.

«Вот, пожалуй, и все. — Наум посмотрел в сторону комиссара, сидевшего с закрытыми глазами. — Как раз время поблагодарить и попрощаться». Но миссис Шоу продолжала сыпать вопросы: ее интересовали Сталин, Хрущев и Брежнев, одежда советских женщин, что такое КГБ и Сибирь. Положение спас хозяин дома, извинившийся, что плохо себя чувствует и хочет попрощаться.

ГЛАВА 10

Впервые за последние несколько суток Наум почувствовал, что хорошо отдохнул. И не мудрено, ибо проспал, как убитый, почти двенадцать часов. Предварительных планов на сегодняшний день он не строил, кроме звонка Бену, перед которым чувствовал себя немного виноватым.

Вписавшись в ритм последних дней, сейчас он ощущал дискомфорт покоя — неподконтрольное состояние беспричинного беспокойства, ощущение чего-то забытого, недоделанного, впустую потраченного времени. Он понимал, что в любом серьезном деле наступает момент, когда необходимо остановиться, оглянуться, объективно оценить свои находки и потери. Главное, если в этом случае время работает на тебя, а не против; скорее подсознательно, Наум чувствовал, что сейчас время ему не враг.

Кто или что может внушать такое ощущение? Конечно, не Иван Сергеевич с его грандиозными планами. Пожалуй, что это — Сэм Шоу; нужно признаться, что негативное впечатление от первой встречи с ним было ошибочным, а характеристика Бена — близка к истине. И что из этого следует? Вполне вероятно, комиссар уже обладает достаточной информацией для завершения расследования или близок к этому. Иначе, как можно объяснить относительную пассивность его команды, по крайней мере для стороннего наблюдателя. Если не хватает убедительных доказательств в виновности кого-либо, предпримет ли он их «выколачивание» или спустит все на тормозах, определив летальный исход Моррисона как несчастный случай? Трудно предугадать его действия, но в любом случае движение должно быть; пребывание в Англии явно затянулось и, что особенно беспокоит, так это активность Ивана Сергеевича, на которую невозможно не реагировать. Дадут ли положительный результат намеки на его, Наума, контакты с этим, наверняка известным господином, и ему предложат удалиться из страны? Или наоборот — придержат, и он окажется между двух огней? Наверняка одно: информация уже передана по назначению, остается надеяться и ждать.

Последние дни он жил и действовал на «автопилоте»: события подсказывали почти единственную, на тот момент, стратегию поведения, и оставалось лишь принимать оптимальные, с его точки зрения, тактические решения. Со стороны, вероятно, он выглядел слишком прагматичным или черствым, человеком без нервов. Накапливалось ощущение, что отношения с членами семьи, начавшие было теплеть со дня его приезда, вернулись ко вновь настороженным. Можно найти этому объективное или субъективное объяснение, но факт остается фактом: Роберт не дает о себе знать, хотя, как ему казалось, у них сложились доверительные отношения; Бен с супругой не проявляют родственного рвения, да и Беверли, которая раньше звонила по два-три раза в день, не проявляется, если не считать вечера в ресторане по его инициативе.

Все, конечно, так. Но не слишком ли болезненно он воспринимает реальную ситуацию? После такого удара каждый из родственников замкнулся в самом себе, и это — вполне естественная реакция. И каждый из них вправе чувствовать себя самым несчастным и обижаться, как и он, на недостаточное внимание к своей персоне. При таком раскладе он не вправе ожидать повышенного внимания к себе, и, более того, инициатива с его стороны будет расценена как само собой разумеющее. Почему? Да потому, что он самый дальний из родственников, и не только по генеалогическому древу, а как новоявленный и, по логике, — травмированный менее всех. Ну, а если смотреть правде в глаза, его приезд стал спусковым крючком для семейной трагедии. Так что, при всей физической и моральной усталости, поплакаться на груди не у кого.

Пришли ли эти мысли к нему наяву или уже во сне — Наум не мог бы определить: он спал глубоким сном, сидя в кресле; сознание медленно возвращалось под настойчивую трель телефонного звонка.

- Мистер Вольский, вы хотели поговорить с братом? Он освободился.

- Добрый день, Бен. Как у тебя сегодня расписан день? Есть для меня несколько минут?

- Когда тебе удобно?

- Через два часа буду в Оксфорде.

- Жду.

Наум не мог бы сказать, что кузен выглядит лучше, чем три дня назад — осунувшийся и бледный, он встал для приветствия.

- Что-нибудь выпьешь?

- Спасибо, не сейчас. Сначала — дело. Что скажешь о моей находке? Почему молчишь?

- О чем ты? — искренне удивился Бен.

- Ты хочешь сказать, что Джон не поделился с тобой столь важным событием?

- Он болен. Со слов Мерин — нервное перенапряжение.

- И не мудрено: такая эмоциональная операция чревата последствиями и для более молодых людей.

- Пожалуйста, не нагружай меня новыми проблемами! Со старыми бы разделаться. Нервы совсем не в порядке. Если ты не хочешь, я сам немного выпью.