Пятый угол - [4]

Они находятся в воздухе почти три часа, и значит, пролетают где-то над центральной Европой. Итак, скоро Лондон. За приятной беседой он ушел от воспоминаний, а теперь мысли снова возвращаются в прошлое.

В 1941 году, вместе с институтом, где работал отец, они эвакуировались в Алма-Ату. Ему, десятилетнему мальчику, привыкшему к московскому многоэтажью, широким проспектам, метро, театрам, музеям, город показался кукольным, не похожим на столицу. Единственное, что сразу восхитило, — сказочная, окружающая город с юга, панорама снежных гор. Потом, постепенно привыкая, он почувствовал своеобразную неповторимость столицы с ее прямыми улицами, утопающими в садах домами, арыками с прозрачной и холодной ледниковой водой, текущими с юга на север.

За каких-то несколько месяцев война собрала в этом тихом полусонном месте совершенно невообразимый конгломерат из многих десятков национальностей, профессий и характеров; вокруг города образовались принудительные поселения поволжских немцев, чеченцев, ингушей, сосланных со своих родных мест. Резко возросли случаи хулиганства, воровства, бандитизма и, что особенно почувствовал Наум, — антисемитизма.

В классе, где он был единственным евреем, драки были явлением нередким, но ему приходилось участвовать в них чаще других. Собственно, это были не мгновенно вспыхивающие потасовки, а поединки по особому кодексу: после уроков оба противника и болельщики собирались в соседнем парке; условия поединка были относительно гуманными — до первой крови. Использовать тяжелые, режущие или острые предметы не разрешалось, но удары руками, ногами или головой не ограничивались никак.

Вначале ему крепко доставалось от более сильных ребят, но, имея частую практику, он научился терпеть и побеждать не только своих ровесников, но и учеников из более старших классов. Втайне от родителей он даже посещал несколько месяцев секцию модной в те годы борьбы «самбо».

Однажды, во время такой драки, среди криков болельщиков никто не заметил, как в середину круга вошел мужчина в военной форме и громко сказал что-то. Через секунду всех мальчишек как ветром сдуло, и только Наум, сжимая кулаки, ещё кричал вслед убегающему противнику:

- Трус! Фашист!!

- Почему ты назвал его фашистом? — спросил мужчина. И, не дожидаясь ответа, протянул носовой платок. — Возьми, вытри лицо.

Они почти подошли к выходу из парка, когда мужчина нарушил молчание:

- Фашисты хуже диких зверей, но они гордятся этим своим званием.

- А вы видели фашистов?

- Да. Наблюдал этих нелюдей и их зверства. Так все-таки за что ты назвал его фашистом?..

- Он сказал, что все евреи трусы и прячутся в тылу.

Спутник Наума покачал головой, остановился и сказал:

- Послушай, парень, это неправда: евреи защищают свою Родину и хорошо дерутся. Если было нужно, они сражались и за свободу другого народа. Например, в Испании.

- А вы были в Испании? А еще где?

- Это неважно. Я человек военный и бываю там, где приказывают, но в Испании я встречал одного очень смелого еврея, который сражался с фашистами. Наши пути пересеклись еще раз, в другой стране. Родом этот смельчак был из Одессы, хотя по-русски говорил с большим акцентом. Так что — выше голову, мальчик, и не давай себя в обиду!

Когда Наум вернулся домой, глядя на его вид, бабушка только вздохнула:

- Почему же ты дрался сегодня?

- Я бил, чтобы доказать, что евреи не трусы.

- И доказал?

- Не успел. Помешал какой-то мужчина.

И Наум рассказал об этой встрече. Вдруг он увидел, как из бабушкиных рук падает и разбивается тарелка.

А вечером, когда вернулись с работы папа и мама, все ужинали за празднично накрытым столом. Наум не понял — почему, но был рад, что у всех хорошее настроение и его не будут отчитывать за очередную драку.

Через десять лет, когда мама рассказала ему историю Давида, Наум понял — в тот день он принес домой маленькую радость и надежду. Но бабушка больше ничего не узнала о своем старшем сыне. Она умерла в 1960 году.

Минуло более двадцати лет; Давид не давал о себе знать. Постепенно мысли и разговоры о нем в семье стали затухать. Родители давно ушли на пенсию, жили отдельно, и редко, по юбилейным датам, вспоминали Давида и ушедших в мир иной бабушку и дедушку.

… Летом Наум с женой и двумя детьми отдыхал на Кавказском побережье Черного моря. Неожиданно пришла телеграмма от родителей, в которой значилось, что они живы-здоровы, но просят срочно связаться по телефону: взволнованным голосом отец сообщил о звонке родственников из Одессы: оказией на них буквально свалилась маленькая бандероль из Англии, от Давида. Отец, естественно, волновался, что при пересылке по почте весьма вероятен риск утери слишком дорогой бандероли, и просил съездить в Одессу.

Через два дня Наум уже держал в руках несколько фотографий и короткое, написанное на английском языке письмо, и в тот же вечер, по телефону, сообщил чрезмерно взволнованным родителям его содержание. Давид писал, что жив, хотя и не совсем здоров, живет или в Лондоне или недалеко от Оксфорда, женат, имеет четверых уже взрослых детей и внуков. Извиняется, что не сообщает подробностей, так как уже посылал несколько аналогичных сообщений, а ответа не получил.