Пятый тотем - [49]

Она шумно выдохнула и с благодарностью прошептала:

– Слава Богам! Я уж думала, что ты не предложишь.

Когда с приготовлениями было покончено, Маки собрал всех и выудил из одного из мешков небольшой сверток. Он передал его Барсу, и тот, развернув, ахнул. Тусклый свет крошечной лампы осветил наши лица и землю под ногами. Лампа была полна болотных светлячков, которые издавали мерцание, не походившее ни на факел, ни на любой другой источник света. Практически естественный свет, на него могли даже не обратить внимания, заметь нас посторонние. Порой Маки был удивительно полезен и умен.

Тихий переступ обернутых тканью копыт лошадей был, пожалуй, единственным, что можно было различить в гнетущей ночной тиши. Казалось, он заглушал даже трели цикад и жужжание гнуса, каждым ударом заставляя сердце сжиматься. Хотя умом я и понимал, что это обострившийся слух и чувство самосохранения заставляют думать, что мы издаем много шума, расслабляться не следовало. Мы ехали, не переговариваясь и не останавливаясь, доверяя чутью Барса и Маки. Они двигались в голове колонны, и время от времени до нас доносился их сдавленный шепот.

Селира, несмотря на недавнюю нервозность, как только уселась передо мной на коня, умиротворенно засопела, кажется, даже уснув. Ее голова уткнулась мне в шею у правого плеча, и я отметил про себя, какая же она маленькая и хрупкая, даже несмотря на то, что принадлежит другой, более высокой, чем моя, расе. В то же время движение в полной опасности темноте действовало на меня завораживающе. В сущности, я даже не управлял конем, а лишь следил за тем, чтобы не уснуть, да вглядывался в темноту вокруг нас, стараясь уловить хоть что-то из окружающего зеленого и дикого мира. Не знаю, сколько точно мы ехали. Тишина и отсутствие видимости искажали расстояние и время. Мне уже начинало казаться, что эта ночь не кончится никогда. Жрица дважды просыпалась и, обводя вокруг настороженным взглядом, поднимала на меня глаза, после чего, убедившись, что я на месте и это все еще я, снова засыпала. Ее тепло на моей груди действовало успокаивающе и, что уж скрывать, волнительно. Наверное, впервые в жизни я чувствовал себя в ответе за кого-то еще столько остро, что придавало это мне уверенности в себе.

Вдруг движение колонны замедлилось, а через минуту или две и вовсе прервалось. Я легонько растормошил Селиру, и в ответ на ее вопросительный взгляд кивнул вперед. В голове отряда замелькали тени, и до нас донесся шепот Фуги:

– Ей, голубки! Кажись, приехали, спешиваемся! Маки зовет.

Спрыгнув с лошади, я помог спуститься жрице и, держа ее за руку позади себя, почти на ощупь, осторожно двинулся на звуки впереди нас. Маки сидел на земле над своими картами, а рядом с лампой в руках склонился Барс. Увидев нас, Маки растянул губы в довольной улыбке и прошипел:

– Мы на месте. Прямо под нами развалины какого-то малого поселения. Сам Ломкай-гора дальше на восток через каньон. Если бы сейчас был день, мы уже могли смотреть на его стены. Времени потратили чуть больше, чем я рассчитывал, но это все ничего, главное, что не заплутали!

Я уселся рядом с ним на колени и посмотрел, куда он указывал пальцем. На карте значились какие-то значки в виде переломленных столбиков и плит. Повертев головой, я разглядел тусклые очертания древних и совсем развалившихся конструкций вокруг нас.

– Сколько еще до рассвета? – спросил Люнсаль, выглядящий еще более уставшим и раздраженным, чем раньше.

Маки поцокал языком:

– Часа полтора. Может, два. Какая разница? Мы шли всю ночь, сейчас разобьем лагерь и выспимся до полудня. А уж потом!.. – он весело потер ладони, и мы принялись разгружать и стреноживать лошадей.

Первым в дозор традиционно вызвался Барс, и я решил составить ему компанию. Чувство непонятной тревоги обуревало меня, заставляя осторожничать, и напрочь прогоняло сон. Таиться уже не было смысла, поэтому, когда воин полез на дерево, где собирался устроить наблюдательный пункт, я обошел вокруг лагеря, собирая сухие ветки, и соорудил небольшой костер. Фуга и Барс захрапели, едва коснувшись земли. Маки еще некоторое время посидел над картой, беззвучно шевеля губами, да так и уснул, уткнувшись в нее лбом. Волшебник долго ворочался и даже переходил с места на место, но в конце концов отрубился, то и дело тревожно подрагивая во сне. Селира легла рядом со мной, кутаясь в широкое одеяло и неотрывно глядя на языки пламени. Ее рука выскользнула из-под хитона и юркнула в мою ладонь, крепко ее сжав. Почти сразу глаза жрицы закрылись, а дыхание выровнялось. Она снова спала.

Минуты сменились часами, а я сидел неподвижным истуканом, вглядываясь в огонь. Чувство тревоги не отступало, а небо почему-то даже не начинало светлеть, хотя по моим расчетам уже близился рассвет. Видимо, Маки что-то напутал в вычислениях, либо тот горный хребет, о котором он говорил, и вправду был рядом и заслонял восходящее солнце.

Откуда-то сбоку послышалось сопение и зашуршала одежда. В пляшущих сполохах света костра я различил Клойда. Воин проснулся и сидел на корточках рядом с Фугой, что-то теребя в руках. Я с облегчением вздохнул. Хорошо, что солдаты сами проснулись, не придется торговаться о смене караула и доказывать, что прошла уйма времени, несмотря на темнотищу вокруг. Никогда не считая себя трусом прежде, я снова ощущал странную необъяснимую тревогу, словно что-то невидимое для глаз плотно поселилось в сознании и подтачивало уверенность, как короед, лишая покоя.