«Пятьсот-веселый» - [6]

Шрифт
Интервал

Волоком потащил я шпалу к вагону. Она оказалась такой тяжелой, так чугунно обрывала руки, так вдавливала меня в снежную топь, что продвигался я по вязкому броду еле-еле. Никак не ожидал, что тащить ее будет труднее, чем отрывать от штабеля. Напрягая силы, тащил ее, проклятую, отступая от штабеля задом.

Я так был занят борьбой со шпалой, что не сразу заметил, как тронулся поезд. Морозно заскрипели колеса по стылым рельсам, и меня будто варом обварило. Какое-то мгновение стоял я столбом и завороженно глядел, как тихо, точно во сне, ползет мимо меня мой вагон.

Бросив шпалу, я побежал к теплушке, но меня будто стреножили, я топтался на месте, тонул в сугробе, а вагон плыл мимо, зияя черным дверным провалом, где над остывшей железной «буржуйкой» слабым желтым глазком маячил фонарь.

Я сразу же запыхался.

Стараясь высвободиться из сугроба, я еще больше увязал в снежной трясине, и сердце пудовым молотом бухало где-то в горле, не давая дышать.

Когда, облитый потом, загнанно дыша, я все же выбился на обледенелые шпалы железнодорожного полотна, черный проем двери с тусклой каплей слабо горевшего фонаря сместился далеко вперед.

Я кинулся догонять железную гнутую подножку вагона, бежал, то стуча ботинками по скользким шпалам, то глухо вяз в снежных наметах, а рядом все чаще и чаще грохотали на стыках колеса — поезд набирал скорость. Снежное крошево, поднятое эшелоном, будто дробью, хлестало в лицо, слепило глаза, забивало дыхание, и грохот колес становился все страшнее.

Я был в отчаянии. И думал только об одном — догнать подножку, догнать и вскочить на нее. О том, что могу поскользнуться и угодить под вагон, мне не приходило в голову. Лишь бы ухватиться за подножку! Я тянулся к ней рукой и не мог дотянуться.

Я безнадежно отставал.

Что-то с силой толкнуло меня в плечо, развернуло, и я, чудом удержавшись на ногах и еще не сознавая, что делаю, схватился за железную скобу, проплывающую мимо носа. Это были скобы, ведущие на крышу. Собравшись в комок, я сделал прыжок вверх и прилип к этой лестнице на стене вагона — грохот колес был уже внизу, под ногами, и на миг пришло облегчение. Но радость была недолгой. Я понял, что меня просто стащит ветром с этой лестницы. Я стоял на нижней скобе и держался руками за верхнюю, а встречный ветер рвал полы шинели, спихивал вниз — поезд уже летел во весь мах.

Выход был один — лезть на крышу. И я полез.

На крыше ветер наотмашь ударил в лицо. Я плашмя прижался к ребристому железу и молил бога, чтобы не сдуло. Поезд черной змеей извивался по тускло-синему снегу, вламывался в ночную стынь. Мне почему-то казалось, что я проваливаюсь вместе с ним куда-то в пропасть, в тартарары. Может, это был просто уклон дороги?

Ветер срывал меня с крыши, гулко громыхающей полуоторванным жестяным листом. Долго так не продержаться: меня сдует, а если и не сдует, то просто околею тут, в сосульку превращусь. Надо было что-то делать, но что — я не знал.

И все же мою круглую стриженую голову осенила мысль. Бабка моя в насмешку говаривала: «Нужда заставит шанежки есть». Я понял, какая «шанежка» мне досталась: надо доползти по крыше до открытой двери и попробовать спуститься в вагон.

Я приподнялся, и с меня тут же сорвало шапку. Стужа мигом охватила потную голову, ветер в одно мгновение набил в коротко стриженные волосы снегу и заледенил кожу, будто железный мерзлый горшок надели на меня. Теперь уж совсем стало ясно, что на крыше мне хана. Пропаду.

И я решился — пополз вперед, к двери.

Железная крыша была скользкой, как молодой лед, слегка припорошенный снежным бусом. От скорости поезда по крыше гуляла белая колючая поземка, секла по глазам, выбивала слезу.

Упираясь голым лбом встречь морозному ветру, я елозил ботинками по жести, отвоевывая вершок за вершком.

Уши — сначала одно, потом другое — пронзило резью. Я взвыл. Но после бритвенно-острой боли уши будто бы даже согрелись, и я перестал их слышать. «Обморозил». Но это меня почему-то не огорчило, мне просто было не до ушей.

Я полз вперед. В голове моей острой занозой застряла мысль: «Не слететь! Успеть добраться до двери!» Почему уж так я уповал на то, что, добравшись до двери, покончу со своими муками — не знаю. Но цель была ясна, и я к ней стремился.

Наконец добрался до середины теплушки. Внизу, подо мною, была раскрытая дверь, и там, на полу вагона, замерзал беспомощный, истекающий кровью Валька.

Я осторожно сполз к самому краю крыши и, держась за полуоторванный, загнутый встречным ветром лист железа, заглянул вниз. У вагона мелькали черные, охлестанные ветром кусты, искрилась белая поземка. И от этого мельтешенья и от мысли, что я на краю пропасти, у меня кругом пошла голова. Я зажмурился, но все же успел рассмотреть, что прямо подо мною настежь раскрытая дверь. От движения поезда она еще больше отъехала в сторону. Я оставил ее полуоткрытой, когда выскочил из вагона, думая, что обернусь за минутку.

Судорожно отполз я назад и лежал, проклиная себя, что проворонил, как тронулся поезд. Вот настряпал делов олух царя небесного! Вальку могу угробить! Нет, не зря бабка говаривала: «Коль с лысинкой родился, то с лысинкой и помрешь».


Еще от автора Анатолий Пантелеевич Соболев
Тихий пост

В книгу входят: широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне; повесть «Тихий пост» — о мужестве и героизме вчерашних школьников во время Великой Отечественной войны и рассказы о жизни деревенских подростков.С о д е р ж а н и е: Виктор Астафьев. Исток; Г р о з о в а я с т е п ь. Повесть; Р а с с к а з ы о Д а н и л к е: Прекрасная птица селезень; Шорохи; Зимней ясной ночью; Март, последняя лыжня; Колодец; Сизый; Звенит в ночи луна; Дикий зверь Арденский; «Гренада, Гренада, Гренада моя…»; Ярославна; Шурка-Хлястик; Ван-Гог из шестого класса; Т и х и й п о с т.


Якорей не бросать

В прозрачных водах Южной Атлантики, наслаждаясь молодостью и силой, гулял на воле Луфарь. Длинный, с тугим, будто отлитым из серой стали, телом, с обтекаемым гладким лбом и мощным хвостом, с крепкой челюстью и зорким глазом — он был прекрасен. Он жил, охотился, играл, нежился в теплых океанских течениях, и ничто не омрачало его свободы. Родные места были севернее экватора, и Луфарь не помнил их, не возвращался туда, его не настиг еще непреложный закон всего живого, который заставляет рыб в определенный срок двигаться на нерестилище, туда, где когда-то появились они на свет, где родители оставили их беззащитными икринками — заявкой на будущее, неясным призраком продолжения рода своего.


Рассказы о Данилке

В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.


Награде не подлежит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Какая-то станция

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Грозовая степь

В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.


Рекомендуем почитать
Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.