Мне суют в рот знакомо-прохладную лепешку. Кто-то говорит:
— Вязьма скоро. Надо «неотложку». Дайте телеграмму!
«Вязьма, Вязьма? — мысленно повторяю я, пытаясь что-то вспомнить. — Ах да, тут воевал другой Валька!»
Мне будто ветром захлестывает рот, не дает дышать, что-то давит грудь, останавливает сердце. Мне кажется, что я опять на крыше, опять ползу по скользкому железу. Ломит всю левую половину тела, немеет, отнимается рука, и… доносит глухой крик: «Не умирай, Валька!»
«Кто это кричит? — не понимаю я. — Неужели я?»
— В поезде есть врач? Вызовите по трансляции! — приказывает кто-то.
«Кому нужен врач?»
Меня охватывает ознобно-жаркая мгла, я падаю куда-то, будто снова в провал двери теплушки, но на этот раз меня подхватывают на руки и укладывают мое ставшее вдруг чужим и тяжелым тело на какую-то горячую простыню, и я догадываюсь краем исчезающего сознания, что врача надо мне.
«Началось! Все же прихватило меня. Врешь! — упрямо сопротивляюсь я. — Врешь, мы еще…»
С перебоями, будто поезд притормаживает, стучат колеса, но я уже чувствую, что это не колеса, а мое сердце, что это не гул эшелона, а шум крови в ушах…
И как эхо, как призыв к жизни из дальней дали крик: «Не умирай, Валька!»
