«Пятьсот-веселый» - [25]

Шрифт
Интервал

— Вот добра-то где лежи-ит, — нараспев протянул дед. — Озолотиться можно.

Безногий недобро прищурился.

— А ты не этим ли промышляешь?

«И чего он на него взъелся! — недоумевал я. — Дед как дед. Пострадал вон, борчатку прожег, сам чуть не испекся, говорит, на пожаре, да и вообще старый человек. А этот все уколоть его хочет».

Меня с детства учили почтению к старшим. Бабка говаривала: «Старый человек жисть прожил, а в жисти одни синяки да шишки. Его за терпение уважать надоть. Битый-то двух небитых стоит». Я всегда с уважением относился ко всем старшим. А дед и пововсе преклонных лет, борода вон какая сивая!

— Чем я промышляю, то тебя не касаемо, — огрызнулся старик на вопрос инвалида. — Сам-то чем занимаешься?

— На гармошке вот играю, пою, милостыню собираю по вагонам. Христарадничаю! — зло усмехнулся безногий и погладил гармошку. — Вот моя кормилица. А ты?

— Я тоже на пропитанье добываю, — миролюбиво ответил старик. — У меня два сына погибло.

— Где? — прожег его взглядом инвалид.

— Знамо где. На войне.

— Врешь!

— Пошто вру?

— А по то, что так спокойно про убитых сынов не говорят. Ты, старый хрыч, не из кулаков будешь, случаем?

— С чего ты взял? — насторожился старик.

— Да уж больно похож. Таких мироедов на плакатах рисовали, — не унимался безногий.

— А ты на кого похож?

— Я — на обрубок, — зло ощерился инвалид. — Не видишь разве?

Я не понимал, чего они озлобились друг на друга. Приютил их, а они сцепились, как кобели. Дед и вправду был похож на кулака — таких я видел не только на плакатах, я их насмотрелся и в своем селе. Но мало ли на кого похож человек! Не казнить же его за это. Да и какой он мироед, этот дед! У него вон руки трудовые, кожа мозолистая — собаке не прокусить.

На безногого я старался не смотреть, мне было не по себе от его укороченного наполовину туловища. Он сидел на каком-то тряпичном сиденье, как в гнезде. Тележка была пристегнута к обрубленному и когда-то, видать, сильному телу ремнями, как портупеей — крест-накрест. От движения поезда и тряски инвалид все время дергался вместе со своей тележкой, ездил возле печки, пока не установил тележку поперек движения вагона. У него были истощенно-бледные и обметанные жестким черным волосом щеки. Пронзительно-светлые глаза его жили отдельно от задубевшего на морозе лица. Глаза торчали, будто сучки, и я все время напарывался на них. Руки его были широкими и как из чугуна литыми, и держал он в них выструганные чурбачки, чтобы опираться при передвижении.

— Почему я думаю, что ты мешочник, объясню, — не предвещающим добра голосом сказал безногий.

— Объясни, — с затаенной тревогой хмыкнул дед.

— Во-первых, вон какой «сидор». Чем он у тебя набит? — Инвалид пристально воззрился на старика.

— Не твое дело. Ты чо — прокурор?

— Во-от, значит, и прокурор тебе знаком, — довольно, почти ласково усмехнулся безногий. — Во-вторых, одет как мироед. Никакой мороз не прошибет. Одежа-то новая.

— Како — «новая»! Ремки да заплатки. — Дед просунул палец в прогорелую дырку на борчатке. — И тут барахлишко всяко, — кивнул он на мешок.

«И чего он к нему придирается? — подумал я про инвалида. — Пересобачились уже. Ехали бы тихо-мирно. Нет, надо вот ему!» Инвалид все больше и больше становился не по сердцу мне.

— Это тебя случайно прожгло, — не унимался безногий. — В-третьих, ты вот сел возле огня, расшиперился, в себя тепло хапаешь, а за тобой раненый лежит. Ему тепло нужнее, чем тебе.

— Иде ранетый? — удивился дед.

— «Иде»! За тобой! Разуй зенки-то: — прикрикнул безногий.

Старик обернулся, уставился на Вальку. Отодвинулся от печки.

— Спаси Христос, — просипел он. — Не приметил. Думал, парень с девкой едут — и все.

— Парень с девкой! — недовольно повторил безногий. — Потому и не приметил, что тебе своя шкура дороже.

Я тоже удивился: как это дед не видел Вальку? Мы с безногим даже говорили о Вальке. Глухой дед-то, поди.

— Хватит вам страмиться, дяденьки, — подала голос все время молчавшая Катя. — Чего вы делите-то!

— Спасибо, дочка, на добром слове, — ласково откликнулся дед. — Дай-то бог тебе жениха хорошего.

Я почему-то покраснел от этих слов. Я еще ощущал вкус Катиных губ, руки мои хранили память потаенного девичьего тепла.

Мы встретились глазами, и нежное, будто молоком омытое, Катино лицо смущенно вспыхнуло, а меня в жар кинуло — я вспомнил ее близкое дыхание, торопливый шепот и стук сердца, будто у пойманного воробышка. И мне захотелось остаться с ней в вагоне вдвоем, без этих вот попутчиков. Кто звал их сюда в гости! Залезли нахрапом да еще в лаются!

— Ладно, тихо так тихо, — остывая от гнева, сказал безногий, окинул нас с Катей сожалеюще-насмешливым взглядом и уставился на огонь в печке, отрешился от всего, но глубокая морщина поперек лба никак не разглаживалась, и хмурая задумчивость не покидала лица.

Мы тоже примолкли.

Я проверил Вальку. Он лежал, прикрыв глаза. Дышал. Жив. Пусть спит.

Я сел рядом с Катей. Инвалид покосился на нас, но ничего не сказал.

Я был рад, что все кончилось тихо-мирно. Злой все же этот безногий. И чего к старику прицепился! Ну меняет он барахлишко, которое в хозяйстве не нужно, на еду. Что тут такого? Я тоже менял, когда в городе жил и когда началась война. Ходил в деревню за картошкой, за крупой. Тетка Марья даст какое-нибудь платье или там сапоги, а я обменяю на них мешок картошки в деревне и привезу на саночках — и живем месяц. Продовольственная карточка у меня была школьная, у тетки Марьи — тоже не объешься, она на подсобной работе работает, какая у нее пайка может быть! Дядя Ваня, тот много получал, тот в горячем цехе работал, пока на фронт не ушел. А как ушел, так мы с теткой Марьей, чтобы зубы не положить на полку, стали менять барахлишко на еду. Да и не одни мы — много таких наберется. Голод, он заставит мозгами шевелить — как себе еду добыть…


Еще от автора Анатолий Пантелеевич Соболев
Тихий пост

В книгу входят: широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне; повесть «Тихий пост» — о мужестве и героизме вчерашних школьников во время Великой Отечественной войны и рассказы о жизни деревенских подростков.С о д е р ж а н и е: Виктор Астафьев. Исток; Г р о з о в а я с т е п ь. Повесть; Р а с с к а з ы о Д а н и л к е: Прекрасная птица селезень; Шорохи; Зимней ясной ночью; Март, последняя лыжня; Колодец; Сизый; Звенит в ночи луна; Дикий зверь Арденский; «Гренада, Гренада, Гренада моя…»; Ярославна; Шурка-Хлястик; Ван-Гог из шестого класса; Т и х и й п о с т.


Якорей не бросать

В прозрачных водах Южной Атлантики, наслаждаясь молодостью и силой, гулял на воле Луфарь. Длинный, с тугим, будто отлитым из серой стали, телом, с обтекаемым гладким лбом и мощным хвостом, с крепкой челюстью и зорким глазом — он был прекрасен. Он жил, охотился, играл, нежился в теплых океанских течениях, и ничто не омрачало его свободы. Родные места были севернее экватора, и Луфарь не помнил их, не возвращался туда, его не настиг еще непреложный закон всего живого, который заставляет рыб в определенный срок двигаться на нерестилище, туда, где когда-то появились они на свет, где родители оставили их беззащитными икринками — заявкой на будущее, неясным призраком продолжения рода своего.


Рассказы о Данилке

В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.


Награде не подлежит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Какая-то станция

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Грозовая степь

В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.


Рекомендуем почитать
Ранней весной

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Волшебная дорога (сборник)

Сборник произведений Г. Гора, написанных в 30-х и 70-х годах.Ленинград: Советский писатель, 1978 г.


Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.