Пятое время года - [67]
На Фрунзенской, в своей чистенькой «светелке» с видом на прозрачные Ленинские горы, она крепко призадумалась о целесообразности предстоящего бракосочетания. Прикинула все «за» и «против» и самым категорическим образом набрала Надькин номер. Фиг с маслом! Цековский абортарий был на замке — врачиха смоталась в отпуск. Информация, подсобранная у знакомых баб, оказалась настолько леденящей душу, что вывод напрашивался сам собой: лучше умереть своей смертью на Цилиной дихлофосной тахте, чем отдать себя на растерзанье садистам из районной больницы. Фигушки им! Перебьются!
Огонек второй сигареты прочертил в ночи отлично спланированную дугу и вслед за первым погас на крыше «запорожца» старпера из пятой квартиры… Пусть дед поменьше выступает, когда девушка курит в подъезде! Вот предки отчалят на свои юга, тогда можно будет и покурить с комфортом — в кресле у телика.
3
В два часа дня было сумрачно, как холодным осенним вечером. Ноги в сырых босоножках совсем окоченели, а длиннющая очередь на такси в аэропорте Быково все не уменьшалась: откуда-то, будто черти из-под печки, выныривали усатые и, видимо, очень выгодные пассажиры в огромных кепках и наглые таксисты сажали их вне очереди.
— Вот, сволочи! — вслед каждой отъезжающей «волге» возмущался Леня и с не меньшим возмущением вскидывал сердитые тучки-глаза на свою во всем виноватую жену. — Ты тоже хороша! За каким дьяволом надо было тащить эти чертовы фрукты? Если б не твои ящики, давно бы сели на автобус и были дома!
— Пожалуйста, не ворчи. Мы с тобой сколько слопали фруктов? Отдыхали, загорали, ездили на экскурсии, прожигали жизнь по ресторанам, а беременная девочка все это время работала. Хорошо, если в Москве сейчас есть яблоки, а Женечке необходимы витамины. Не говоря уже о том, что она обожает фрукты.
Аргументы не подействовали. Нахохлившийся под косым, пузырящимся в лужах дождем, от которого не спасал и большой черный зонтик, Леня продолжал бурчать.
— Угомонись, в конце концов! Скоро приедем домой, попьем чайку с вареньицем, согреемся и навсегда забудем и об этом дожде, и об этой очереди…
В квартире оказалось ненамного теплее, чем на улице, и еще темнее. Повесив насквозь промокший плащ на «плечики», Леня зажег повсюду свет, а она первым делом понеслась на кухню, чтобы побыстрее поставить чайник, и на пороге остолбенела.
О боже! Даже самые мрачные тайные прогнозы насчет того, во что могут превратить Женька и ее вряд ли хозяйственный Борис уютную кухню за двадцать четыре дня, не шли ни в какое сравнение с тем, что предстало перед глазами. Полная мойка грязных, покрывшихся сизой плесенью тарелок, чашек, стаканов! На плите — нагромождение сожженных, в сале, сковородок и кастрюль! А плита! Да что там плита! Стоило сделать шаг, и тапочки прилипли. Несчастные, наверное, ни разу не политые фиалки были задвинуты в угол — на подоконнике в три ряда выстроились мутные молочные бутылки.
— Ленечка, поди сюда! Посмотри, что тут творится!
Перепуганный по-детски обиженным всхлипыванием, Леня примчался мгновенно и тоже остолбенел.
— … Мать честная! А зачем они чайник-то на пол поставили?
Во всем пузатом «ЗИЛе», перед отъездом набитом продуктами для беременной Женьки и банками с вареньем, грустило расколотое блюдечко от синего сервиза с засохшим кусочком лимона. Зато в морозильнике была обнаружена целая сосиска. Скрюченная и почерневшая от времени.
— Попили, называется, чайку с вареньицем! Тьфу! — Брезгливо, двумя пальцами, приподняв липкую крышку, Леня заглянул в сахарницу: — Нин, тут, между прочим, тоже ничего нет. Все сожрал дорогой зятек!
— Уж сахар-то мы с тобой найдем! Я перед отъездом купила четыре килограмма. Думала, приеду, сварю твое любимое варенье из «китайки».
Открытые один за другим шкафчики были однообразно пусты. Не то что сахара, не осталось даже пшена.
— Ничего не скажешь, хорошо нас встретила любимая дочка! Ладно, пойду посмотрю, цела ли моя бутылочка коньячку.
Коньячок, видимо, нашелся. «Ура! Живем, Нинка!» — послышался из столовой радостный голос… Много ли человеку нужно для счастья? Всего-навсего перехитрить любимого зятя, ловко спрятав от него бутылку в овальной немецкой супнице. Счастливый тесть весело подмигнул угрюмой теще:
— И как это ты догадалась фруктов привезти? Давай-ка помой нам виноградику.
Две рюмки коньяка с виноградиком сделали свое дело — стало безумно смешно.
— Лень, представляешь, он даже пшено сожрал!
— Кулеш, небось, варил с голодухи.
Молодожены подоспели вовремя: уже и квартира напоминала человеческое жилье, и холодильник не пустовал — Леня приволок из гастронома две неподъемные сумки, простояв по очередям больше полутора часов.
Нахалка Женька, вместо того чтобы обрадоваться, вытаращилась как баран на новые ворота:
— Что это вы принеслись раньше времени? Вы же говорили, тридцатого.
— А сегодня какое? Сегодня и есть тридцатое.
— Правда? — Женька перевела круглые глаза на Бориса, тот кивнул, и она расхохоталась. — Надо же! Я была полностью уверена, что сегодня двадцать девятое! Мамуль, а мы, вот тут, притащили пельмени на ужин.
— Большое вам спасибо!
В субботу Леня вскочил ни свет, ни заря, наспех побрился, выпил стакан чая вприкуску и, охваченный нетерпением, принялся бродить по пятам и бубнить в ухо:
Проза Ксении Велембовской полюбилась читателю после романа «Пятое время года», в котором рассказывалось о судьбах четырех женщин из большой московской семьи. В новом романе «Дама с биографией» писательница подтверждает: «мысль семейная» дорога ей, «дочки-матери» — главная ее тема.Люся, главная героиня романа, — само терпение: взрослая и успешная дочь — домашний тиран, старая мать — со своими «устоями», а еще барыня сватья и выпивоха зять… Случайное знакомство меняет взгляд героини на мир и сулит весьма радужные перспективы.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.