Пятое время года - [66]
Валентина Степанна, своя в доску тетка пятьдесят восьмого размера, моментально бросила драть сорняки вдоль забора, на секунду прослезилась из солидарности и тут же с веселой уверенностью отмахнулась пухлой, загорелой рукой:
— Женюра, не переживай! Мужчины, они никто жениться не хотят! Ты думаешь, мой Семен Наумыч очень мечтал расписаться? Ни боже мой! Все тянул волынку — то у него сестра хворает, то мама болеет, то тетя Бетя умирает. А я была уже на третьем месяце! Ждала Надюшку. Что делать? Тут мне и подвернулся один хромой летчик. Для отвода глаз. Ну мы с тем летчиком и загуляли! Каждый вечер на танцы. Под Шапировыми окнами под ручку! Мой Сеня в момент опомнился. На коленях стоял, умолял: Валя, пошли распишемся! Тебе, Женюра, первое — надо вызвать в Борисе ревность, вот что я тебе скажу.
Вечерком на террасе, под розовым абажуром, жутко заводная Надькина мать раскинула картишки на трефового короля. Вышла ему ранняя дорога в казенный дом.
— Ну, что я вам говорила? Прямая твоему Борису дорожка в ЗАГС! Главное, ты, Женюра, держи фасон. Вроде ты в Борисе ни грамма и не нуждаешься. Поживи у нас на даче. Пусть он тебя поищет! Пусть слезами умоется! После, когда встретитесь, тоже сразу не сдавайся: мол, я и замуж-то не очень хочу, мол, и другие-то меня как звали, да я им всем отказывала!
История умалчивает о том, обливался ли Борька горючими слезами, пока она целую неделю отсиживалась у Надьки на даче, звонил ли каждые пять минут (мамуля в это время пребывала в Переславле, а с папой он вряд ли бы вступил в переговоры), но стоило отпереть ключом дверь родного дома, как затрезвонил телефон.
— Джейн, ты куда провалилась?
— Никуда не провалилась. Загорала у друзей на даче. А что случилось, я не понимаю?
— Как это что случилось? Что за понты, подруга? Я только пошутил, а ты взяла и смылась. Давай выходи! Через час буду у твоего подъезда!
Со смеху сдохнешь! Наставления Надькиной матери и ее примерчики из жизни дремучей сельской молодежи пятидесятых оказались не полным фуфлом.
Из окна кухни отлично просматривалась скамейка, на которую гораздо раньше, чем через час, уселся взмыленный Борька… Отдохни, чувак! Пять минут, десять, пятнадцать, и он начал нервно посматривать на часы, высоко вскидывая руку.
Накинув пиджачок, девушка не спеша вывалилась из подъезда и независимой походочкой направилась к скамейке под яблоней: «Привет! Как жизнь молодая?» — а когда Борька набросился с поцелуями, капризно увернулась.
— Джейн, кончай выпендриваться! Ты же мать моего будущего ребенка! Я тут на досуге мозгами пораскинул: надо нам с тобой взбрачнуться. Создадим крепкую советскую семью, ячейку государства. Будет хоть кому на старости лет поднести стакан воды. Если, конечно, пить захочется, как говорил один старый еврей в анекдоте… Джейн, ты самая клевая баба во всей Москве и ближнем Подмосковье!
— Да я вроде и замуж-то не хочу. Меня и другие-то как звали, да я им всем отказывала… — Не выдержав, она закатилась от смеха: до того глупо-растерянной была в эту минуту Борькина физиономия. Ну, разве можно обижаться на этого дурачка? — Черт с тобой, я тебя прощаю! А где жить будем? Давай тогда снимай квартиру.
— Ты чего, Женевьева, оборзела? Я что, по-твоему, подпольный миллионер или член Политбюро? Перееду к тебе, вместе с пишущей машинкой. Мне все годидзе. Район клевый, хаза нормальная — сорок четыре метра жилой площади. Теща готовит потрясно.
— Нет, так дело не пойдет! Какой может быть секс, когда за стенкой папа с мамой? Придумай что-нибудь побалдёжней.
— Какая ты привередливая, однако! Ладно, что-нибудь придумаем.
Придумали! Тетя Циля отдает «ребятам» свою берлогу, а сама отваливает к Розе. И вот, в один дождливый вечерок — с «ключами от квартиры, где деньги лежат» — отправились ребятишки на экскурсию в Воронью слободку. То бишь на улицу пламенного революционера товарища Обуха. Не успели они с Борькой ввалиться в Цилин екатерининский особняк с колоннами, как изо всех щелей коммунального лабиринта, словно привидения, выползли любопытные старухи, похожие друг на друга, как близнецы. Судя по седым космам и маразматическому пучеглазью, вся эта шайка кантовалась здесь еще до пожара тысяча восемьсот двенадцатого года.
Цилино логово, по заказу, оказалось балдёжным дальше некуда! Орнамент из пятен разнообразного происхождения на драных обоях наводил на мысль о бренности жизни, с потолка прямо на башку валились куски отсыревшей штукатурки. Все пищало и скрипело — дверь с замазанным краской стеклом и латунной ручкой в виде морды придурковатого льва, черно-рыжий паркет, канцелярские стулья, списанные из какой-то конторы, и уродская, попахивающая дихлофосом от клопов тахта.
Борька, естественно, предложил опробовать «брачное ложе». Под сломанную ножку подсунули стопку журналов «Здоровье», плюхнулись — выдержала, но с сексом вышла осечка: беременную начало выворачивать наизнанку. Доконал дихлофос. В Борькином свитере на голое тело она рванула в коридор, посшибала по дороге энное количество полоумных старух, забросила в сортире амбарный крюк и… сраженная расписным унитазом и всем прочим, в полуобморочном состоянии двинулась в обратный путь.
Проза Ксении Велембовской полюбилась читателю после романа «Пятое время года», в котором рассказывалось о судьбах четырех женщин из большой московской семьи. В новом романе «Дама с биографией» писательница подтверждает: «мысль семейная» дорога ей, «дочки-матери» — главная ее тема.Люся, главная героиня романа, — само терпение: взрослая и успешная дочь — домашний тиран, старая мать — со своими «устоями», а еще барыня сватья и выпивоха зять… Случайное знакомство меняет взгляд героини на мир и сулит весьма радужные перспективы.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.