1
Старенькая шубка уже совсем не греет, а ноги так просто закоченели в драных ботинках с калошами. Утром яркое солнце грозилось теплом и капелью, но к вечеру снова закружила вьюга. Колючая ледяная крупа забивается под платок, режет по лицу, и все время приходится бежать, то загораживаясь воротником, то прикрывая глаза варежкой.
— Ой! — Не заметив в темной метели какого-то зазевавшегося военного, она, сумасшедшая, чуть не сшибла его с ног. — Простите меня, пожалуйста!
Военный не рассердился, наоборот, весело рассмеялся и с шутливой неохотой опустил невольно обхватившие ее руки:
— Да ничего-ничего, девушка, не смущайтесь! Даже приятно. Вы, поди, местная? А я у вас тут заблудился. — Предупредительно распахнув дверь, он вошел в парадное следом, поставил на чистую ступеньку чемоданчик, отряхнул кожаной перчаткой снег с шинели и погон, на которых блестели большие, майорские, звездочки, и вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. — Вот, поглядите-ка на адрес. Уже битый час брожу, никак отыскать не могу.
Хотелось сначала скинуть мокрый, весь в снегу, платок и встряхнуть — иначе не высохнет до утра, однако под внимательным взглядом сероглазого майора вновь охватило смущение, и, сунув в карман сырые варежки, она торопливо развернула протянутый листок — аккуратно вырванную страничку из тетради «в клеточку». Адрес, записанный красивым мужским почерком, был знаком и, что удивительно, фамилия девушки тоже.
— Так вы ищите Лию? Я ее знаю. Мы с ней учились в одной школе.
— Да что вы? Как же мне повезло-то! А то ведь я прям замучился искать! — С радостным облегчением вздохнув, майор снял фуражку — волосы у него были светлыми, густыми — и вытер широкой ладонью капельки пота со лба. — Меня друг просил ей посылку передать. С фронта. Я в Москве в командировке.
— Пойдемте, я вас провожу.
В соседнем дворе, где противный ветрище не мог разгуляться, вьюга не казалась такой уж страшной, но, продрогшая до костей, она опять побежала. Веселый майор еле поспевал и, когда завернули за угол, пересекли пустырь и еще раз повернули, засмеялся сзади:
— Теперь понятно, отчего я-то не нашел!
В деревянном двухэтажном доме слабо светились два окошка. Из других, черных, торчали трубы «буржуек», которыми и отапливались жители этой несчастной развалюшки все суровые военные зимы. Коричневая ободранная дверь сердито хлопнула. В темноте с трудом удалось различить ступеньки ведущей на второй этаж шаткой деревянной лестницы без перил, должно быть, и сгоревших в ненасытных «буржуйках» вместе со спиленными во дворе старыми милыми липами, скамеечками из сада, газетами довоенного времени и прекрасными, любимыми книжками. Ненадежные ступеньки заскрипели, майор тут же подхватил под локоть, и, уже в который раз почувствовав себя очень неловко от его пристального внимания, она ужасно покраснела.
Наверху была точно такая же, клокастая, сто лет назад обитая дерматином дверь. На стук никто не отзывался невыносимо долго, а за спиной, совсем близко, так что слышалось его ровное, теплое дыхание, стоял интересный майор, поэтому когда из-за двери послышался кашель и простуженный старческий голос: «Кто там?» — она от волнения крикнула: «Здравствуйте! Лия Роскина дома? Откройте, пожалуйста!» — кажется, слишком уж громко и настойчиво.
— Сичас-сичас… — Заскрежетала железная щеколда. Малюсенький сгорбленный старичок в телогрейке, накинутой на плечи, приветливо закивал головой в серой буденовке: — Кхе-кхе! Заходьте, заходьте… кхе-кхе… счас Лиичку будем звать, — и прошаркал в глубь узкого коридора, только возле входной двери тускло освещенного слабой электрической лампочкой.
