Пятое время года - [165]

Отношения с Виталиком к тому времени носили исключительно деловой характер, и вдруг как-то ярким весенним утречком, столкнувшись нос к носу у проходной, Прохоров заулыбался по-старому:

— Привет, Женечка! Как жизнь молодая? Может, прокатимся после работы ко мне?

— Ну ты даешь, Виталик! Чего это с тобой? Весна, что ль, на тебя так подействовала?

— Поедем, Жек! Поедем, а?

Виталька уговаривал жутко ласково. Пальтишко в раздевалке помог снять, на лестнице все заигрывал, приобнять пытался. По-прежнему холостая, она в конце концов согласилась: хрен с ним, пуркуа бы и не па?

Малогабаритную квартиру на Профсоюзной было не узнать. Ёшкин кот! Стену передвинули, и из пятиметровой кухни и закутка-спальни (где когда-то, в эротическом экстазе свалившись с тахты, они с Виталиком бились всеми частями обнаженных тел о полированный трехстворчатый гардероб) получилась кухня-столовая с потрясной деревянной мебелью. Спальня — вообще двинешься! Белая. Толстый синий палас. Французские шторы. Виталька томно улыбался, гладил по спине, нацеловывал, облизывал, но вместо того чтобы заняться делом, опять потащил на кухню и усадил за стол с салфеточками. Фрукты достал из высоченного холодильника — видать, не забыл, что подруга не любит сладкого. Налил «Абсолюта». Умереть, не встать!

От таких интерьеров она, естественно, прибалдела и, хлопнув рюмашку, не удержалась:

— Прохоров, ты никак наследство отхватил? Ремонт отгрохал, мебель такая!

У Виталика аж зубы вспотели от удовольствия:

— Какое наследство? Откуда? — и снова небрежно плеснув водочки, он напустил на себя загадочный вид. — Дельце одно провернул и сразу срубил кучу бабок. Будешь сегодня меня как следует любить, и тебя научу.

— Виталь, кончай обниматься, давай выкладывай, где деньги валяются?

Прохоров, артист поганый, тут же придуриваться начал — изображать, что, мол, очень сомневается, стоит ли посвящать ее в свои делишки: все репу чесал, похихикивал. Под юбку полез, вроде как жутко по одному месту истосковался.

— Не тяни волынку, Виталик, времени на любовь не останется!

— Ты чего, детка, торопишься очень?.. Ладно, Жек, в общем так. Нашел я одного надежного человечка, взял у него крупную… ну, так приличную сумму под проценты. Вложил в АЛД. И человечку хорошо, а мне — еще лучше. Теперь сижу, стригу купоны.

В принципе, когда она не тащилась от любви, башка у нее работала будьте-здрассьте!

— А почему этот твой человечек сам не может вложить деньги в АЛД?

— Женьк, ты чего? Люди светиться не хотят. Дошло?

— Не очень.

Прохоровские гешефты не вызывали особого доверия. Чего-то финтил товарищ: где это он нашел таких благодетелей? Но раз так прибарахлился, значица, не врет. А Виталька уже засуетился с калькулятором.

— Вот, смотри… рассчитаем, к примеру, на десять тысяч баксов… Как? Неслабо?

Получалось очень даже неслабо! Заметив реакцию подочумевшей подруги, Виталик опять забегал пальцем по кнопкам:

— Теперь попробуем на двадцать… Убиться веником! Так как, годится?

— Вообще… вроде годится. — Она и без калькулятора уже прикинула, какую астрономическую сумму можно наварить, если… — А сколько берет за свои услуги твой человечек?

— Нормально, после обсудим. Сведу тебя с ним, если хочешь. Давно хотел тебе помочь, детка. Ведь мы с тобой не чужие люди… Ну, мне еще отстегнешь малость. За посредничество, а?

Кто б сомневался, что именно к этому Виталик и клонит? Но тогда его патологическая жадность скорее обрадовала: вдвоем как-то спокойне'е, не так стрёмно, если Прохоров будет в доле.

Лысый хмырь в сером пальтугане советского пошива запрыгнул в «жигули» на троллейбусной остановке возле метро «Электрозаводская» и сразу отвернулся к темному стеклу. Как будто боялся обнародовать голос и рожу. Виталька дал по газам. Когда минут через десять гробового молчания он припарковался на Измайловском проспекте, мужик кинул на сиденье сверток в газете:

— Считать будешь?

— Не знаю… давайте.

За два дня, прошедших после свиданки на Профсоюзной, она, идиотка, порядочно завелась, все подсчитывая навар, и, пока ехала на Электрозаводскую, сидя за Виталькиной спиной, жутко перепсиховала: вдруг «человечек» не явится и сделка, которая могла сильно поправить материальное положение, не состоится? Теперь сдрейфила: мужик-то явно из-под темной звезды! — но дать задний ход было вроде как неудобно. Руки дрожали. Новенькие стодолларовые купюры посыпались под сиденье. Лысый и ухом не повел. Наконец все сошлось.

— Я должна написать вам расписку?

— Зачем мне твоя расписка? Мы с ним не первый день знакомы, так ведь, Виталий? — Мужик пнул в плечо ни разу не обернувшегося Витальку, хлопнул дверцей и испарился. В миг… Ёлки-моталки! Но, с другой-то стороны, чего особо дергаться, раз он хороший знакомый Прохорова?

С утреца, прижимая к груди, чтоб не сперли в троллейбусе, по-конспиративному драную сумку, она понеслась на Пушкинскую. Отстояла минут сорок в очереди, сдала баксы, получила бумагу с печатью и по дороге на работу стала прикидывать, как разберется с той кучей бабок, которую огребет: перво-наперво натаскает мамуле целый холодильник вкусной жратвы, опосля прикупит косметики, приоденется, а на будущий год — ух ты! — махнет отдыхать к Средиземному морю.