Пятнистая смерть - [14]
— Ну и прогнали бы.
— Стоит одной овце заболеть чесоткой — и сто других овец отары покроются язвами. Немало старейшин тянется за Фрадой, защищает отца твоей Райады.
— Но при чем, при чем тут Райада?
— Тень прямого дерева — пряма, тень кривого дерева крива. От козы козленок, от овцы — овца. От плохой горы — плохие камни, дочь пошла в отца. Правда, она не хитра, а глупа. Что прикажет родитель, то и делает, а что делает — не понимает сама. Но это — пока. Придет время — поймет, тоже начнет хитрить. Злостно хитрить. Уже и сейчас… Погляди на других девушек — они выбирают себе женихов не среди сыновей старейшин, а среди тех, кто прост и отважен, не словами — делами важен. Кто трудолюбив и честен. Райада же… Она ничего не просила взамен своей любви?
Мать в упор глядела на сына.
«Ну и выйду за тебя, если…»
Юный сак прищурился, крепко сжал зубы, с шипением втянул воздух, выпятил полусомкнутые губы. Точно ушибся о камень.
— К тому же она старше тебя на четыре года и уже знала мужчин, добила Спаргапу мать.
— Да?! Оказывается, я совсем еще глупый. Дурак я совсем. — Он подобрал войлочный колпак, нахлобучил до самых бровей. — И вправду, какой я мужчина? Ничего не понимаю. Не знаю, что творится на свете.
— Не горюй, узнаешь, — с горькой усмешкой утешила сына Томруз.
— Как же быть с Райадой? — Он умоляюще посмотрел матери в глаза. Она у меня вот здесь.
Спаргапа приложил руку к груди.
— Выдерни стрелу и пользуй рану целебной мазью мужества и терпенья.
— Ладно! — Спаргапа скрипнул зубами. — Теперь я и смотреть не хочу на Райаду.
«Не надолго хватит твоей бронзовой твердости, горячая душа, сокрушенно подумала Томруз. — Увидишь свою трясогузку — все мои наставления вылетят из головы. Истину говорят: сердце вожделеющего — без глаз. Чую — распустится юнец. Отец умел его стреноживать, а я — нет, не сумею. Слаба. Люблю дурачка…»
Черной тучей вырастали конные отряды в красной пустыне.
Черной волной перехлестывали через гребни дюн.
Черными потоками, извивающимися в лощинах, устремлялись со всех сторон к озеру, у которого разместился главный стан саков аранхских.
Саки без шума разбивали шатры и шли поклониться праху вождя.
У озера, плотно охватив его десятками рядов полосатых, белых, черных и серых палаток, на дюнах и в пойме возник за три дня войлочный город. Тут собрались тысячи саков — мужчин, женщин, детей.
И все ж то была лишь малая часть сакского народа. Бесконечное множество племен кочевало, подобно тысячным стаям рыб в море, или громадным косякам птиц в небе, по Туранской равнине, в сухих степях за рекою Яксарт и в каменистых долинах Памира.
Белый отец говорил:
«У нас, в Туране, три корня сакских племен. Мы, хаумаварка, живем по Аранхе [6]. Так? Тиграхауда — по Яксарту. У моря Вурукарта [7] — заречные. Каждый корень на четыре племени делится. Племя на два братства дробится. Братство — на четыре рода, род на четыре колена, колено — на четыре семейства разбито.
А ну, подсчитайте. В колене — один прадед, четыре деда, шестнадцать отцов, шестьдесят четыре сына, двести пятьдесят шесть маленьких внуков. Взрослых женатых мужчин — восемьдесят пять; прибавьте восемьдесят пять женщин. Будет четыреста двадцать шесть.
Четыре колена в роду — тысяча семьсот четыре человека.
Четыре рода в братстве — шесть тысяч восемьсот шестнадцать.
Два братства в племени — тринадцать тысяч шестьсот тридцать два.
Четыре племени в корне — пятьдесят четыре тысячи пятьсот двадцать восемь.
Три корня в союзе туранских саков — сто шестьдесят три тысячи пятьсот восемьдесят четыре человека!
Причем, я считаю, округленно, как раньше считали. Нынче в иных племенах по двадцать родов, по тридцать — люди расплодились. А те, что обитают в горах и северных степях? А геты и дахи, приставшие к нам? Велик сакский народ».
Бактры и сугды, соседи кочевников, рассказывали:
— Каждое племя у саков живет обособленной жизнью. Управляется оно Советом предводителей братств, родов и колен. Только если грянет война или другое бедствие их постигнет, объединяются наездники под главенством одного, самого старшего племени. Того, из которого, как ветви от ствола, отросли все остальные племена.
Вождем такого древнего племени, первого союзе хаумаварка и был Белый отец.
На краю пустыни, недалеко от кургана, на котором любил сидеть старый вождь, саки вырыли глубокую яму.
Белого отца уложили на шкуру матерой, им же сраженной самки леопарда — хищницы, прозванной Пятнистой смертью. Оба, человек и зверь, пали в жестоком поединке: охотник отточенной бронзой взрезал разбойнице горло она, издыхая, вырвала сердце охотника.
По правую руку вождя положили копье и длинный кинжал — акинак, по левую — щит, лук и колчан, набитый стрелами. Путь в царство теней опасен и труден, старику понадобится оружие.
И еще положили в яму, зарезав, трех любимых коней предводителя — не идти же ему пешком в такую даль.
И еще положили теплую одежду, кошму, попону, свернутый шатер, связку волосяных арканов, запас уздечек, седельных подушек и подпруг. И трех убитых рабов, чтоб помогали хозяину в дороге. И трех убитых рабынь, чтоб готовили пищу.
Могилу перекрыли древесными стволами, хворостом, снопами тростника. Затем каждый сак, роя землю мечом, наполнил ею шапку и высыпал прах пустыни на свежую могилу. Каждый сак высыпал на могилу по одной шапке земли, и на краю красного песчаного моря, у великой реки, поднялась гора.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Многострадальная земля Турана (Средняя Азия) за долгие века встречала немало завоевателей. И когда однажды с горных перевалов на равнины хлынула закованная в бронзу непобедимая армия Искандера Двурогого, сына Филиппа Македонского, на пути завоевателей встала маленькая и гордая Согдиана под предводительством отважного вождя Спантамо.Читайте один из лучших романов известного писателя-историка Явдата Ильясова!
К 55 годам Марк Лициний Красс достиг вершин власти, славы и богатства. Он стал членом триумвирата вместе с Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем — то есть фактическим правителем Римской республики. Его состояние было сравнимо с казной Вечного города. Но Крассу хотелось большего. Став консулом Сирии, он тут же развернул подготовку к войне с Парфией, в то время имевшей с Римом договор о дружбе. Вероломно вторгшись в Месопотамию, Красс захватил и ограбил несколько городов, в том числе и знаменитый храм Анахиты — богини-матери, устроив в нем свою ставку.
— Почему вы копаетесь в седой древности, кому это нужно? — Такой вопрос нередко задают Явдату Ильясову и устно, и со страниц печатных органов, в критических замечаниях. Между тем, на подобный вопрос давно и хорошо ответил Ф. Энгельс в своей книге «Анти-Дюринг»:«Седая древность» при всех обстоятельствах останется для всех будущих поколений необычайно интересной эпохой, потому что она образует основу всею позднейшего более высокого развития, потому что она имеет своим исходным пунктом выделение человека из животного царства, а своим содержанием — преодоление таких трудностей, которые никогда уже не встретятся будущим ассоциированным людям».Этим емким и точным определением и руководствовался писатель Я.
Черная вдова. Это страшное прозвище получила в средневековом Хорезме красавица Гуль-Дурсук, дочь одного из городских правителей. Ради татарского царевича Орду-Эчена, осадившего город, она умертвила мужа – отважного воина, возглавлявшего оборону, и подло выдала завоевателю своих героически сражавшихся сородичей. Из-за черной измены город был разрушен.Народ заклеймил предательницу в легенде, сохранившейся до наших дней.
Знаменитый поэт, астроном, математик Омар Хайям (1048-1131) перенес за долгую жизнь много тяжелых испытаний: наветы и опалу, бедность и непонимание со стороны окружающих. Однако ни разу он не изменил себе. Своим талантом, знаниями, прогрессивными устремлениями он боролся за справедливость. За столетия имя Омара Хайяма обросло многочисленными легендами, подчас маловероятными. В повестях Явдата Ильясова делается смелая попытка прояснить сложный образ ученого и поэта.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.