Пятницкий - [5]

Почему-то, казалось бы, вовсе не к месту вспомнился случай с товарищем- Полем Руэггом — секретарем Тихоокеанских профсоюзов. Его в прошлом году арестовала англо-французская полиция и выдала маузеристам Чан Кай-ши. Под фамилией Нолане. Вместе с ним была арестована и его жена. Дважды товарища Руэгга чанкайшистский трибунал приговаривал к смертной казни. Но оба раза удавалось отстоять его жизнь — во всем мире поднимали голос протеста революционные пролетарские организации.

Когда во второй раз приговоренный к смертной казни Поль Руэгг сидел закованный в кандалы в нанкинской военно-каторжной тюрьме и с ним в камере круглосуточно находился страж, не спускавший глаз с приговоренного, пришлось — да, конечно, это было не так уж просто! — найти способ проникнуть в его камеру и передать совет: «Михаил рекомендует вам назвать свое настоящее имя». То же было сказано и жене Руэгга Гертруде. Оба точно из гранита. И перед лицом неизбежной смерти не нарушили правил конспирации. Ну, а когда получили рекомендацию, и часа не стали медлить. В тот же день подали заявление, что они в действительности не Нолансы, а швейцарские граждане Поль и Гертруда Руэгги. Так еще раз удалось отсрочить казнь, а затем и добиться замены ее пожизненным заключением. Но кто знает, что будет завтра? Тут Пятницкий ухмыльнулся и крепко провел ладонью по лысине. Двери тюрем не только закрываются, но и открываются. Таков диалектический закон. И кто знает, не распространится ли он на Руэггов. Тем более что мы попробуем помочь им распахнуть тяжелую тюремную дверь…

— Здравствуй, Осип, — сказал Ван Мин, очень старательно выговаривая русские слова, но все же спотыкаясь на совершенно непроизносимом «эр» и заменяя. его каким-то горловым «эль». — Я очень хотел зайти и пожелать тебе десять тысяч лет жизни, но откладывал это, самое для меня приятное, на конец дня.

— Есть нечто куда более приятное, друг мой Ван Мин, — возразил Пятницкий. — Вести из Шанхая.

Невысокий, очень изящный человек со смуглым без единой морщинки лицом юноши — хотя за плечами были и годы подпольной революционной работы, и тюрьма, и смерть, не раз проходившая совсем рядом, — представитель Компартии Китая в ИККИ Ван Мин, стоя вытянувшись, как красноармеец на параде, выслушал повторенное работником Восточного секретариата сообщение. Лицо его оставалось неподвижным. Только чуть приподнялись темные верхние веки и в узких черных щелках сверкнуло пламя.

— Весьма отличный признак, — сказал он. — Очень… Но только не следует его переоценивать, видеть в трехголовом драконе уже семиголового.

— Ты имеешь в виду Ли Ли-саня и его братию? — настороженно спросил Пятницкий. — Ох уж этот товарищ Ли Ли-сань!

Придя к руководству, он и его сторонники разработали свой план борьбы с империализмом, положив в основу его особую, да чего там, видите ли, исключительную роль Китая. По Ли Ли-саню выходило, что именно китайская революция будет «главным столбом мировой революции», что за «взрывом» в Китае обязательно последует война Японии против СССР, а из кровавых недр войны, как птица Феникс, возникнет мировая революция. Отсюда самые что ни на есть авантюристические замыслы немедленного завоевания власти в нескольких провинциях и организация вооруженных восстаний во всех крупнейших городах страны. И когда Коминтерн давал свои рекомендации, предлагавшие Китайской компартии отказаться от гибельного курса, Ли Ли-сань долгое время утаивал от коммунистов эти важнейшие документы. Правда, в прошлом году как будто бы все же удалось создать в КПК прочную базу для борьбы здоровых сил за ликвидацию лилисановщины — так стал называться левоавантюристический. а по существу, мелкобуржуазно-националистический курс бывшего руководства Китайской компартии. Но ведь Ли Ли-сань-то не один!

Когда Ван Мин и товарищ из Восточного секретариата ушли, Пятницкий посмотрел записи, сделанные им в календаре, довольно громко обозвал себя растяпой и, сказав Фане, чтобы ни с кем больше его не соединяла, позвонил в ОМС — отдел международных связей — и попросил Бричкину зайти.

Софье Борисовне Бричкиной верил Пятницкий беспредельно. Судьба, а точнее, революционная деятельность свела их еще в 1903 году в Швейцарии. Потом был Берлин, где Бричкина состояла в большевистской подгруппе эмигрировавшей из России молодежи; Одесса 1905 года, когда у Пятницкого — организатора Городского района — помощником была Бричкина, и Москва самых тягостных лет реакции, когда Пятницкому пришлось принять на себя ведение всего конспиративного технического аппарата Московской организации, а Бричкина всегда находилась рядом, точная, исполнительная, немногословная, уже опытный конспиратор большевистского подполья. Естественно, что, когда пришлось комплектовать ОМС, Пятницкий потребовал, чтобы Бричкину прислали в его распоряжение.

Когда она вошла в кабинет — невысокая, гладко причесанная, в темном платье, крепко прижимая к боку папку с бумагами, Пятницкий поднялся ей навстречу.

— Ну, здравствуй, Соня! — сказал он, протягивая свою маленькую смуглую руку.

— Поздравляю тебя, Осип. — Она чмокнула его в щеку. — Я желаю тебе… Ну да ты сам знаешь, что я могу тебе пожелать. — И, сразу же переходя на сдержанный, не допускающий ни малейшей фамильярности тон, сказала: