Пятницкий - [15]

И тогда бесстрастное лицо Корсакова приняло изумленное выражение. Едва заметная улыбка тронула его губы.

— Этот мальчик, — сказал он негромко, обращаясь к тому же Книжнику, — будет сидеть несравненно дольше, нежели вы, господин студент. Он обвиняется в принадлежности к организации, именующей себя «Искра», о которой, льщу себя надеждой, вы даже не слышали. Этому мальчику инкриминируется организация транспорта людей и литературы по заданию «Искры», создание подпольных типографий, распространение им же составленных прокламаций и кое-что еще…

Камера только ахнула. И лишь Корсаков вышел, Книжник набросился на Иосифа.

— Неужели это правда?

— Ну что ты, — сказал Иосиф. — Я даже не понял, о чем это вам говорил господин прокурор.

— Я так и думал, что он наврал, — облегченно сказал Книжник.

Что касается самого Иосифа, то слова прокурора заставили его глубоко задуматься. Теперь уже не оставалось сомнений, что его арест на виленском вокзале не случайный эпизод в жизни подпольщика, а одно из звеньев длинной, неизвестной ему цепи слежек и облав.

Как-то вечером в тюрьму привезли еще одного арестованного. На расспросы отвечал он довольно охотно. Арестован на границе. В чемодане с двойным дном, который он вез, обнаружены экземпляры «Искры». Только и всего.

Иосиф подошел к нему и тихо спросил:

— У меня тоже нашли «Искру». Но откуда достали ее вы?

— Прежде чем ответить, я хочу спросить тебя — ты откуда?

— Из Вильно.

— И твое имя?

— Иосиф Таршис.

Новичок смешно подергал себя за кончик носа.

— Гм… гм… Может, есть и другое?

— Было. Хигрин.

— Тогда все. Я о тебе слышал. Из виленской группы. Ну, а я наборщик из типографии «Искры» Иосиф Блюменфельд. Иначе — Карл Готшалк. А сцапали меня, дружище, на станции Радзивиллов с битком набитым чемоданом — и прямехонько сюда.

Иосифу была известна кличка Блюменфельда. Можно не таиться. И главное, узнать у старшего товарища — «Иосифу большому» было лет тридцать пять, — что произошло, как держаться на допросах, на кого ориентироваться и кого опасаться в тюрьме.

Прежде всего Блюменфельд добился немедленного перевода Иосифа в политический корпус. Студенты народ разномастный, есть среди них всякие… Не очень-то надежное окружение для подпольщика. Ну, а в политическом он среди своих. Очень много искровцев, и среди них крупные революционеры, такие, как Бауман, Литвинов, Сильвин, да и сам новый знакомый.

Как всегда, корпус политических жил полнокровной напряженной жизнью. Такие опытные пропагандисты, как Бауман, Литвинов, староста политических Гурский, немало посидевшие в тюрьмах, следили за настроением своих товарищей. Быть занятым. Разумно распределить время между работой и отдыхом. Постараться исключить возможность для размышлений в одиночестве. И уж во всяком случае, как можно эффективнее воспользоваться той относительной свободой, которую предоставлял давший глубокую трещину тюремный режим.

В сравнительно небольшом здании политического корпуса сидели преимущественно искровцы и социалисты-революционеры. Камеры были открыты с утра до ночи. В любое время можно выйти и во двор. Собирались в камерах, делали доклады, устраивали совместные читки нелегальной литературы — «Искры», «Революционной России», эти газеты словно ласточки перелетали через высокие тюремные стены.

Иосифом всерьез занялся Блюменфельд. Ему было ясно, что щупленький паренек из далекого Вильно — уже опытный конспиратор, ловко организовывавший переброску людей и литературы через границу, — в вопросах революционной теории пока еще слабоват. И Блюменфельд начал преподавать ему основы марксизма, следя за тем, чтобы Иосиф хватался не за первую попавшуюся книгу, но последовательно переходил от более легкой к более сложной, учился критически осмыслять прочитанное и делать сжатые конспекты.

Иосиф учился жадно, самозабвенно, и время в тюрьме летело незаметно. Серьезные долгие беседы с Бауманом, Литвиновым и другими помогали ему пополнить теоретический багаж, получаемый от Блюменфельда.

Но когда в один из летних дней 1902 года политический корпус посетил все тот же товарищ прокурора Корсаков и предупредил искровцев, что они могут устраиваться поудобнее на зиму, так как готовится большой процесс, у самых нетерпеливых, привыкших к активному действию, возникла мысль о побеге. Раньше всего, сохраняя возможную в тюремных условиях осторожность, стали выяснять, кто хочет принять участие в побеге. Речь шла об одних искровцах. Составили список. Набралось 11 человек, в том числе и Иосиф.

Слишком большие знатоки русских тюрем оказались в этом списке (исключение составлял все тот же Иосиф), чтобы отнестись к подготовке побега хоть бы с малой долей легкомыслия. Все понимали, что предстоит длительная, упорная и кропотливая работа, успех которой прежде всего зависит от того, что любая, самая незначительная мелочь не выпадет из поля зрения.

Долго разрабатывался план. Определив, что побег должен осуществиться через одну из стен той клетки двора, куда политических выводили на прогулку, попробовали прикинуть, из каких составных сложится сумма успеха.

Нужно достать одиннадцать чистых паспортов и деньги, примерно по сто рублей на человека; найти надежные квартиры в Киеве, где можно было бы укрыться на первое время; достать вино и сильнодействующее снотворное — это для надзирателей; веревки для лестницы, якорь с острыми лапами, чтобы закрепить лестницу…