Пятница - [49]
Хозяин плечами передёрнул, в сердцах сказал:
- Ну что добро портите?! Жандармский офицер заорал на него:
- А вот мы тебе покажем, какое у тебя добро! Сам знаешь!
Однако жандармы в магазине ничего не нашли. Это их ещё больше разозлило.
- Сюда, за мной! - Жандармский офицер открыл дверь в заднюю комнату.
Околоточные надзиратели, дворник, понятые - все потянулись за ним.
ВСЕ ПРОПАЛО!
Хоть хозяин магазина храбрился, а тут сразу упал духом, как будто осел человек, голова в плечи ушла.
В задней комнате всё перевернули, ни одной вещи на месте не оставили. И, как только мешки с рисом перетащили в угол, жандармский офицер кинулся к половице:
- Вот она! В этом всё дело! - И сам половицу поднял: - Говори, гад, что у тебя внизу?
Хозяин молчал.
А жандармский офицер отдал приказ:
- Спуститься вниз с фонарями!
Первым полез околоточный надзиратель, отставив далеко от себя руку с фонарём. За ним спустились другие; свет от фонарей поплыл в черноту ямы. Узкая приставная лестница кряхтела под тяжёлыми сапогами. На последней ступени околоточный остановился, высоко держа фонарь над головой. Он зорко всматривался в темноту подвала, то поднимая, то опуская фонарь, стараясь осветить все углы.
- Ни с места! Будем стрелять! - грозно предупредил он.
Но в подвале было тихо, как в могильной яме. Два человека, не дыша, прижались к сырой подвальной стене. Они замерли, неподвижные, с опущенными вдоль тела руками. А посредине подвала стояло что-то большое, прикрытое рогожей. Околоточный, изловчившись, как зверь, подскочил, в момент сорвал рогожу и злобно крикнул:
- Печатаете, голубчики, листовочки! Да, листовочки…
Жандармы, дворник, понятые - все обступили типографский станок. Стало шумно. Кто ахал, кто ругал наборщиков…
- Вот дела!
А двое товарищей в подвале, освещённые со всех сторон фонарями, продолжали стоять у стены: так же неподвижно, как стоял сам станок, открытый, на виду у полиции.
Жандармский офицер и околоточные принялись рыскать по подвалу. Фонари освещали тусклыми пятнами дощатый потолок, земляной пол, ящики, бочки.
- Где же ваши настоящие фрукты, ваши паршивые прокламации? - шипел жандарм. - Куда вы их попрятали?
В подвале нашлась только чистая бумага. Это больше всего разозлило жандармского офицера. Он понял: прокламации отпечатаны и развезены по местам. От злости жандарм с такой яростью стукнул по печатному станку, что в нём что-то задребезжало.
Тогда он подбежал к неподвижно стоявшим наборщикам:
- За всё ответите, негодяи! - и поднёс к их лицам увесистый кулак.
Один из наборщиков не вытерпел, чуть отодвинулся от стены:
- Ну, ну, не очень-то… полегче…
- Арестовать! - крикнул жандармский офицер громовым голосом.
Околоточные надзиратели кинулись к наборщикам.
ОБЫСК
В это время Пятница жил вместе со своими товарищами по работе в одной квартире. Все товарищи жили по нелегальным паспортам, кроме двух. Эти двое имели настоящие паспорта. Один из них был студент Волгин, второй товарищ Целикова; она училась на фельдшерско-акушерских курсах.
Стояли последние дни апреля 1907 года. Приближалось Первое мая. Рабочим хотелось отметить этот день - международный праздник труда. Но как это сделать?
Рабочие поговаривали о том, что к Первому мая на фабриках расклеят красочные плакаты, которые задолго до срока отпечатали в типографии. Ходили даже слухи, что эти плакаты развезены по фабрикам и спрятаны в надёжных местах. Толковали о маёвке, о митингах. Рабочие на фабриках волновались, шушукались по углам…
Полиция и жандармерия зорко следили за рабочими. Аресты перед Первым мая не прекращались.
Работы у Пятницы было так много, что о себе он совершенно забывал. Ел наспех, всухомятку. А спал часа три в сутки и уверял товарищей, что при крепком сне этого вполне достаточно.
Дней за пять до Первого мая Иосиф, как обычно, был вечером на явке. Всё как будто было в порядке. Его беспокоило только одно: сегодня, ровно в пять часов, на явку должен был прийти товарищ, который ведал распределением большевистской литературы. Он не явился. Напрасно Пятница ждал его даже позже условленного часа. Товарищ не пришёл.
Иосиф поздно лёг спать в эту ночь и, прежде чем лечь, предупредил товарищей, чтоб они ночью, если кто позвонит, не открывали дверей, а разбудили бы его.
И вдруг, ещё на рассвете, он слышит - стучат в дверь с чёрного хода.
Пятница вскочил. В темноте, не зажигая огня, стал поспешно рвать записи…
В дверь стучали сильней. Иосиф выбежал в кухню. Ещё издали крикнул:
- Кто там?
Иосифу всё ясно. Пришлось открыть дверь. Вошли пристав, за ним околоточный, городовые, шпики, дворники. В кухне сразу стало тесно. Пришедшие, точно у себя дома, двигаются по коридору, останавливаются у дверей.
- В этой комнате живёт Целикова?
- В какой Волгин?
Иосиф указывает комнаты и идёт к себе. Садится на кровать, прислушивается.
В соседней комнате что-то звякнуло. Слышно, как выдвигаются ящики, скрипят дверцы шкафов…
Обыск! И какой, видно, тщательный…
Пятница встал, на цыпочках передвигался по комнате. Уничтожил все бумажки. Морщил лоб и старался вспомнить, нет ли ещё чего-нибудь. Снова старательно ощупывал карманы. Прислушивался. Ждал.
