Пятна на солнце - [4]

— Тобирама!

Слово как удар. Даже Изуна дёрнулся, Тобирама и вовсе словно в землю врос, не решаясь дышать, не то что пошевелиться.

— Довольно, — Хаширама стоял на пороге с тарелкой в руках. — Проверь окрестности.

Резко кивнув, Тобирама вышел, не глядя брату в глаза. Хаширама шагнул к Изуне, остановился над ним — Учиха подался назад, насколько позволяли верёвки. Инстинкты вопили: бежать!

— Не задирай моего брата, — произнёс Хаширама медленно, с расстановкой. Его Ки придавила до сорванного ритма сердца, до ужаса, заледенившего всегда горячую кровь. — Я не покалечу тебя серьёзно, но заставить молчать — могу.

— Я понял, — ответил Изуна хрипло и коротко кашлянул, прочищая горло. Ловя себя на том, что ещё никого в жизни так не боялся.

Мадара

Проверка была тщательная и не оставила сомнений: письмо Хаширамы не подлог и не враньё. Изуна в самом деле, возвращаясь с миссии, пропал. Если бы решил задержаться где-нибудь по дороге или вовсе свернуть по своим делам, предупредил бы брата — однако же нет, никаких писем от него Мадара, да и никто в клане не получал. Зато участок местности, где должен был пройти его обратный путь, нёс характерные признаки недавнего боя. С участием Хаширамы.

Едва это выяснилось, Мадара вызвал к себе Хикаку и поручил ему присмотреть за кланом (временно, как сам надеялся), после чего выдвинулся из селения Учиха к месту встречи. Один; из оружия — только гунбай за спиной и глаза, полные мрачной решимости.

Он не верил, что дошло до такого. Между ним и Хаширамой с тех самых пор, как они разбежались врагами с той речки, на берегах которой дружили, существовало неписаное правило: не трогать младших. В сражении между собой можно отпускать любые тормоза, ранить друг друга, доводить боем до грани потери сознания, но младших братьев — не трогать. Пусть сами между собой разбираются — это их противостояние.

То, что Хаширама пошёл на захват Изуны… беспокоило. Он не являлся сторонником подобных методов, можно даже сказать, пренебрегал ими. Хаширама всегда действовал напролом — чего стоят десятки посланий с предложением перемирия, которые он прислал за те годы, что возглавлял свой клан. Или на сей раз шантаж — это и есть его «напролом»?

Когда селение осталось позади, а поблизости не ощущалось ничьей чакры, Мадара позволил себе сорваться на бег. Если Хаширама хочет поговорить, скорее всего не навредит Изуне, но вот в Тобираме Мадара не был столь уверен. Кроме того, он прекрасно знал брата: тот сделает всё возможное, чтобы защитить нии-сана и клан. Защитить — своей смертью. Хоть бы Сенджу догадались заткнуть ему рот!

Место, названное в письме — простой деревянный дом в лесу в глубине нейтральной территории. Удивительно, насколько на виду — и в то же время безопасно, потому что клубившаяся на поляне чакра страшила до дрожи в коленях, отпугивала. Чакра Хаширамы буквально пропитывала окрестности: не только строение Мокутона, но и землю, и даже воздух. В такое место сунуться решился бы разве что сумасшедший; или тот, кто не боится выступить против этой оглушающей мощи.

Раз Хаширама не таился, и Мадара не стал — приблизился к дому открыто, внимательно, однако, следя за окрестностями: Тобираме не составило бы труда скрыть свою чакру за братской и затаиться, устроить засаду. Пленный брат главы клана Учиха — хорошо, но сам глава — ещё лучше, верно? Что ж, если Тобирама действительно решил так, он умрёт. Хаширама первым пересёк черту.

Он появился на пороге дома. Лицо Сенджу застыло в безмятежности.

— Мадара.

— Хаширама, — Учиха остановился и вскинул подбородок. — Где мой брат?

— Внутри, с моим, — Хаширама оглянулся через плечо, не теряя, впрочем, его из вида. Несколько секунд прошло в молчании, а затем из темноты за спиной Сенджу выступил Изуна, придерживаемый Тобирамой за плечо. Мадара быстро оценил состояние брата: связан, накачан чем-то для подавления чакры, но помимо этого цел, ни единой раны на теле, шагает сам, хотя и тяжело. Только выражение лица напряжённо-задумчивое, при этом — на удивление отстранённо от ситуации.

При виде Мадары в глазах брата за миг отразилась целая гамма чувств от болезненной опаски и стыда до почти злого укора. Мадара ограничился взглядом, который, он знал, сказал Изуне всё. О том, чтобы бросить отото, старший даже не думал.

Их переглядыванию Хаширама мимолётно улыбнулся и опустил руку на плечо Изуны — лицо брата мгновенно утратило выражение, лишь по мелкому подрагиванию ресниц Мадара понял: боится. То, как быстро Тобирама отстранился, перестал поддерживать Изуну, не могло не броситься в глаза.

— Мадара, мне жаль, что пришлось действовать так, — вновь повернувшись к нему, сказал Хаширама. — Но нам нужно было поговорить, а иначе ты не согласился бы встретиться со мной.

— Ты ведь понимаешь, что подобное предложение встречи не настраивает на дружелюбный лад? — проговорил Мадара, заставляя себя не сжимать кулаки. Свой собственный страх он всегда предпочитал трансформировать в ярость — но сейчас нельзя дать ей волю, иначе Изуна может пострадать.

Тот стоял на удивление тихо, не пытался вывернуться, огрызнуться, нарваться на удар — и это тревожило едва ли не больше, чем всё остальное. Мало что в мире способно лишить Изуну порыва действовать, биться за то, что считает правильным. Сейчас же он будто окаменел, причём не в гендзюцу и даже, кажется, не в яде дело. Изуна, его решительный, бесстрашный братишка банально не может заставить себя даже дёрнуться в присутствии Хаширамы.