Пятеро на леднике - [30]

Алеша вскочил, влезая в штаны, сердито упрекнул:

— Что ж ты мне раньше-то…

Мать уже в пальто, в платке задержалась у двери, усмехнулась:

— Там у крыльца разведчики твои толкутся.

Бабушка вынесла из-за перегородки сковороду с картошкой.

Алеша, садясь к столу, заметил, что опустел Володин угол, нахмурился.

— А где Володины рисунки?

— В сундук спрятала, — ответила мать и вдруг всхлипнула: — А то не знаю, когда он еще рисовать-то будет.

— Павел Федорович был вчера?

— Приходил, спрашивал. С тобой хотел поговорить. — Мать вдруг быстро подошла, тронула его за вихор. — Он тебе помочь хочет.

Алеша отвернулся, промолчал.

Над избами вздымались розовые утренние дымки. Медяшка и Митя Засоня поталкивали друг друга в плечо — мороз был крепкий.

— Здорово, разведка! — сказал Алеша и повернулся к Мите. — Ты был прав, пещеру пойдем искать.

Алеша достал тетрадку и прочел ребятам описание пещеры.

— Знаете такое место? Медяшка неопределенно ответил:

— Река, она везде змеей извивается.

Они пошли вдоль улицы к мосту.

Из переулка наперерез им вышел малость опухший Павел Федорович, бодро отдал честь:

— Утро доброе, искатели-спасители! А я в Деребаево сходил вчера, в милицию.

— Без милиции найдем, — сказал Алеша.

— Куда ж мы идем? — спросил Павел Федорович, пристраиваясь в ряд с ними, и озабоченно сказал: — Я тоже пойду. С работы отпросился.

Они остановились перед спуском к мосту. В лилово-голубой тени таилась речная пойма, только верхушки леса задевали лучи солнца, оно вставало в дымно-опаловой пелене над лесом.

— Где-то здесь пещера-то! — подмигнул Алеша мальчикам и Павлу Федоровичу.

Медяшка подтолкнул Митю в спину и сказал таинственно Алеше:

— Мы сейчас вернемся.

Они побежали к Митиному дому.

Павел Федорович достал платок, высморкался с виноватым выражением, однако сказал нагло:

— Угрозами не действуй, Лёкса! Не угнетай мать! Сухой у тебя характер, злой и дотошный. Хоть мать-то не изводи! Она плачет от тебя!

— От вас она смеется, цветет! — возразил Алеша. Он не хотел злиться — так радостно было верить ночному прозрению, но все же повторил: — От вас она расцветет!

— От меня она плачет — одно, — возразил Павел Федорович и поднял широкий палец. — От тебя — другое, ты — зависимый сын, ее не содержишь!

У Алешки красные полосы вспыхнули на скулах.

— У нас с матерью мир, — сказал Павел Федорович. — Я ее приучаю к порядку. Я и в людях и в природности уважаю порядок. А в доме люблю чистоту и в женщине опрятность.

От калитки Митиного дома, пригнувшись, подбежали Медяшка и Митя. В руках Медяшка держал ружье.

— Вот оно! — воскликнул он победно и оттолкнул Засоню от ружья. — Папки нет, мамка не заметит. А вечером в чулан повесим.

— Хорошо. Дай-ка сюда ружье, — сказал Павел Федорович и протянул руку.

— Нет, это Алексею Матвеевичу. — Медяшка подал ружье Алеше, выгреб из кармана патроны.

Алеша перекинул ружье за спину, сказал мальчикам:

— Вы шагайте налево, граждане, а мы направо. Услышите выстрел — бегите к нам изо всей силы.

Алеша шел первым посреди реки, глубоко увязая в снегу. Морозец пощипывал щеки. Шли вдоль высокого левого берега. Алеша пристально смотрел на крутые стены синего снега. Сосны тянулись вверх бронзовыми стволами, вздымая к солнцу розовые шапки снега. В торжественной тишине разгорался добрый день. Вороны молчали на ветвях. Вертлявая сойка оранжевым платком пронеслась над ними, нырнула в хмурый ельник.

Не прошли и двух километров, а устали: все было занесено снегом. Павел Федорович перестал насвистывать, засопел, сердито сказал:

— Пещеру эту он выдумал нарочно.

Алеша улыбнулся:

— Не знаю, кто вас выдумал, Павел Федорович. Такой вы… забавный!

— Забавы я любил в молодости. А теперь у меня жизнь плановая. Да вот полюбил я твою мамку.

— Ладно, хватит, — буркнул Алеша.

— Я тебе отцом являюсь, а ты меня знать не хочешь! Я для вас здесь живу. Твоя мамка вот где у меня сидит! — Павел Федорович показал на грудь. — А Володька вот где. — Павел Федорович нагнул голову и постучал себя ребром ладони по шее сзади.

Алеша усмехнулся:

— Дайте-ка закурить.

Павел Федорович тронул Алешу за плечо.

— Все-таки Владимир — свиненок порядочный… Это же хамство со стороны ребенка, чтобы взрослые люди так нервничали день и ночь. За это надо наказывать!

— Наказывать не за что! — возразил Алеша. — Вот представьте, вы будете стариком дряхлым, а Володя вас на мороз выгонит!

— Старый я буду важный, в почете, жизнь уже прожил, меня не тронешь.

— А у ребенка, конечно, ни почета, ни важности, — усмехнулся Алеша. — На нем легко любовь к порядку демонстрировать! Так, да?

— Пока он еще не человек, а полуфабрикат, — сказал Павел Федорович.

— Нет, он настоящий человек! — возразил Алеша. — У него талант. Ему сейчас поддержка нужна, помощь, а не порядок ваш казарменный. Вы бы купили ему краски, порадовали.

— Говоришь ты хорошо, но без смысла, а главное — в отрыве от жизни и задач, — заключил Павел Федорович. — А краски — чего же не купить!

Они прошли уже километров шесть. Солнце высоко вздымалось над лесом в иглах морозного воздуха. И вдруг в снежной стене берега, в синей впадине Алеша заметил полузанесенную метелью дыру. Над нею на обрыве высились сосны. Алеша кинулся к воронке, и сразу жарко стало, и зазвенело, заломило в висках. Он ухнул по пояс в снежный завал, полез вверх. Выбрался, раскидал снег — открылась дыра, из нее повеяло запахом лежалого сена, хвои.