Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - [41]

Летом 1888 г. я опять плавал флагманским минным офицером на Балтийской практической эскадре под командою Н.М. Чихачева, энергичного и умного адмирала. Но, будучи с 1860-х годов в «Русском Обществе Пароходства и Торговли», он несколько отстал в военно-морском деле. Но, проплавав две кампании на эскадре и занимая должность Начальника Главного Морского штаба, он вскоре усвоил себе всю эволюцию того прогресса, который произошел за последние 20 лет. Держал он флаг на «Герцоге Эдинбургском», часто интересовался новым для него минным делом и старался вникать во все детали этого вооружения. Может быть, поэтому моя специальность на эскадре не была в загоне, и мне все это лето было много дела.

Впоследствии, будучи в Морском Техническом Комитете (с 1893 по 1897 г.), я часто бывал у Н.М. Чихачева на докладах по своей специальности. Он был Управляющим Морским министерством, и адмирал, вспоминая наше совместное плавание, относился ко мне всегда с особенным вниманием и даже симпатией. А затем в 1896 году дал мне секретную командировку в Босфор для изучения на месте вопросов, связанных с минной обороной Босфора на случай новой войны с Турцией и Англией.

КРОНШТАДТ. НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Зимою в этот год (1888–1889) в Кронштадте было очень оживленно. Общество веселилось на редкость. Вечера в Морском собрании, балы, маскарады, блины, катанья на вейках, все это мы с женой посещали усердно. Летом 1889 г. и 1890 г. я плавал на крейсере «Африка» (командовал крейсером К.М. Тикоцкий) в качестве инструктора. «Африка» провела все лето на Трандзундском рейде, занимаясь минной практикой с офицерами и минерами. На «Африке» я, будучи старшим лейтенантом, заменял часто старшего офицера А.Е. Нидермиллера, уезжавшего несколько раз в отпуск. Он должен был вскоре получить в командование судно 3-го ранга, а вместо него Тикоцкий готовил меня в старшие офицеры на «Африку». Такое назначение лейтенанта по 10-му году считалось очень лестным, даже на судно 2-го ранга (до сих пор здесь были капитаны 2-го ранга в этой должности).

Но судьба решила иначе. В эту же осень я получил назначение старшим офицером прямо на заграничный фрегат (судно 1-го ранга) «Владимир Мономах», находившийся в это время в Средиземном море и собиравшийся оттуда идти вскоре с Наследником Цесаревичем в Тихий океан. Дело было так: около 1-го октября Главный Морской штаб сообщил телеграммой в Кронштадт, что по требованию командира «Владимира Мономаха» (капитана 1-го ранга Дубасова) я назначен старшим офицером на этот фрегат и должен без замедления выехать через Одессу в Пирей и явиться на фрегат, который вместе с «Памятью Азова» вскоре уходит оттуда в Триест, где на отряд 19-го октября сядет Наследник.

Такое назначение молодого офицера на боевой заграничный корабль 1-го ранга, с новой артиллерией и большим рангоутом, считалось весьма лестным. Но в морских кругах в то же время ходили слухи, что служба на фрегате в Средиземном море была невыносима, и там сменилось уже два старших офицера: Хмелевский и Молас; списан был ревизор П.О. Серебреников и еще несколько лучших лейтенантов. Говорили, что командир нервничал, придирался и требовал от офицеров невозможного. Поэтому, считая себя далеко не подготовленным к занятию такой ответственной и трудной должности, я решил «заболеть». Комиссия врачей признала меня больным, и я надеялся, что ввиду спешности будет назначен другой кандидат на эту должность. Но Главный Морской штаб спустя 10 дней прислал телеграфный запрос: когда лейтенант Ц-кий сможет выехать по назначению? Было очевидно, что спорить с судьбой не приходится, и я должен был «выздороветь». В Штабе мне объявили, что теперь уже оба фрегата ушли из Пирея в Триест, куда и мне следует ехать безотлагательно по железной дороге через Вену.

Прибыл я в Триест вечером 18 октября накануне приезда туда Наследника. Переночевав в гостинице, я на утро, в парадной форме, поехал явиться на фрегат, стоявший на рейде рядом с «Памятью Азова». Командир встретил меня довольно сухо и, по-видимому, не верил в мою болезнь. Он отозвался очень нелестно о бывших двух старших офицерах (это были лучшие офицеры флота) и обо всем судовом составе. В адмиральской каюте я представился жене командира (бывшей на фрегате), она выразила надежду, что я сумею урегулировать обострившиеся до крайности отношения между командиром и офицерами. В кают-компании я встретил сочувствие со стороны офицеров моему трудному положению между двух огней. Они предсказывали, что недели через две и мне придется уехать по примеру моих предшественников. Затем весь день до вечера я употребил на изучение фрегата: в сопровождении трюмных специалистов я ознакомился с водоотливной и пожарной системами и вечером принялся за чтение судовых расписаний, составленных моими предшественниками. Несмотря на безукоризненность этих расписаний, они были предметом постоянных недоразумений между командиром и старшими офицерами.

В этот вечер на фрегате был бал. Офицеры пригласили с берега много знакомых дам и барышень, из живущих здесь итальянских семейств. С «Азова» были приглашены офицеры и между ними Великий Князь Георгий Александрович в чине мичмана. Танцевали на шканцах и потом в кают-компании под фрегатскую музыку. Но ни командир, ни его жена, хотя оба были вечером на фрегате, на бал приглашены не были. Это мне показалось прямо невероятным и грубым, и когда я заявил офицерам, что я желаю их также пригласить в кают-компанию, то встретил бурный протест и заявление, что все оттуда выйдут и гости разъедутся. Бал затянулся до поздней ночи, и при отъезде гостей на берег их на катерах провожали офицеры. Георгий Александрович также провожал барышень-итальянок (за одной из них он сильно ухаживал весь вечер), сидя на катере в одном сюртуке без пальто; так как ночь была холодная, то возможно, что этот вечер был первой причиной обострившейся впоследствии его болезни легких.