Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара - [173]
Много было оснований для беспокойства. Одно из главных – высокие цены на нефть. Гайдар пророчил «голландскую болезнь» – чрезмерную, если не полную зависимость недиверсифицированной экономики от сырья. Об этом он напишет в своих книгах, в том числе описав трагические исторические примеры – от Испании XVI–XVII веков до Советского Союза. Но главное следствие «высокой» нефти – это политическое благодушие, нежелание делать реформы, потому что и так все хорошо, недальновидная расслабленность.
А Гайдар слишком хорошо знал уроки истории. И постоянно – в своих статьях, выступлениях, интервью, книгах – преподавал их. От этого учения отворачивались, как от горького лекарства. Кому хочется слушать о том, что после того, как все стало хорошо, вдруг все может стать плохо? Снова Егор выступал в роли гонца с плохими новостями.
К урокам истории было и есть такое же отношение, как и к самим реформам Гайдара, – да не нужны они были, и так бы все выправилось, а то и вовсе бы не развалилось. Не учить уроки истории – неизбывная особенность национального сознания. Избегать ответственности за тяжелые решения – передающееся из поколения в поколение свойство элит. Танцы на отравленных граблях – традиционный российский вид политического «спорта».
«Как только конъюнктура становится благоприятной, сразу появляется огромный соблазн делить нефтяную ренту», – волновался Гайдар еще в октябре 2000-го, когда у всех было благостное настроение. И возникает другой соблазн – не заниматься никакими реформами. А Егор твердил свое о проблеме управления свалившимся на голову изобилием: «Необходимо создавать резервы (эта идея потом трансформируется в институт Фонда национального благосостояния, который спасет российскую экономику в кризис 2008–2009 годов и в эпоху пандемии коронавируса. – А. К.), не наращивать текущие обязательства, максимально использовать дополнительные доходы для снижения долгового бремени».
В начале 2003 года он обозначит проблему, и, к сожалению, опять-таки пророческим образом: «Четыре года высоких цен на нефть приводят к полному „разжижению мозгов“ правящей элиты. Если вы вспомните последние четыре года высоких цен на нефть в 1979–1982 годах, цены были примерно в три раза выше, чем сейчас, в реальном исчислении. Они привели к такому „разжижению мозгов“, что мы даже в Афганистан ввязались… Политическая элита становится совсем уж расслабленной».
И еще об одном. О том, во что уже никто не верил. Причем годами. «Цены на нефть снизятся неминуемо».
Власть – сильная. Об этом Гайдар говорил в бесчисленных выступлениях и интервью того времени. И благодаря этому удалось начать второй раунд реформ. Более или менее активно действовало правительство. Но торможение начавшихся было преобразований Егор каким-то своим радаром уловил еще во второй половине 2000 года. В апреле 2001-го, когда обозначились авторитарные тенденции, которые неизбежным образом сопровождали и замедление активности властей в трансформации экономики, в дерегулировании, земельной реформе, реформе армии, во всем том, что Егор называл повесткой XXI века, он ответил на прямой вопрос журналиста Олега Мороза: «Разве не понятно, что власть стремится подмять все не нравящееся ей?» – «Во всяком случае, я и мои коллеги видим в предотвращении этой опасности свою важнейшую задачу».
«Я и мои коллеги» – это партия СПС, заниматься которой Гайдар не очень хотел, но за которую ощущал ответственность. С видимым облегчением воспринял тот факт, что председателем политсовета партии был избран не он, а Немцов, сам же Гайдар остался одним из сопредседателей наряду с Чубайсом и Хакамадой, в неформальном статусе «либерального аятоллы».
На партию он надеялся. Возможно, на то, что она обретет популярность, сохранит влияние на Путина и на законотворческий процесс, в том числе и в следующей Думе. Но его явным образом точило беспокойство. Что-то менялось. Иллюзии 1999 года и начала 2000-го начинали таять. Он это чувствовал лучше других.
Загадка экономического роста в период «раннего Путина». Об этом феномене Гайдар написал в своем opus magnum «Долгое время», где он, этот рост, выглядел крошечным, но важным эпизодом на фоне той панорамы экономической истории, которую представил Гайдар в книге. Ее появлением мы в чем-то обязаны Путину. Потому что, когда Егор, выпав из официальной политики, получил возможность остаться наедине со своим письменным столом и коллегами по работе, которые приносили ему ксероксы из библиотеки ИНИОНа, питая ненасытный его мозг, он и завершил свой огромный труд. Первые «устные выпуски» которого за стаканом виски слушали еще друзья по отделу экономики журнала «Коммунист» в конце 1980-х.
Гайдар деликатно написал о том, что его реформы заложили основу путинского роста. Причем столь тонко, что личность реформатора в этом интеллектуальном путешествии была отодвинута на второй план, за кулисы: «Экономисты и политики активно обсуждают вопрос о природе экономического роста, который наблюдается в России с 1999 года. На этот счет есть две основные точки зрения. Первая комплиментарна по отношению к правительству: к власти пришел В. Путин, последовала политическая стабилизация, начались структурные реформы, они-то и вызвали рост. Вторая позиция особых заслуг за правительством не признает и связывает рост с высокими ценами на нефть и обесценением рубля. К сожалению, почти никто не высказывает третью – наиболее обоснованную – точку зрения: начавшийся рост является органическим следствием проведенных реформ, результатом действия новых, более эффективных макро– и микроэкономических условий».
