Дверь открылась, появился президент и только было собрался произнести: «Джекобс, ты отлично сегодня выглядишь!», как удивился до такой степени, что потерял дар речи.
— Дж!.. — получилось у него, и он протер глаза.
Секретарь отсутствовал!
Отсутствовал тот, кто должен был сидеть в этом кресле за этим столом, словно прикованный к ним цепями; кто последние пятнадцать президентских лет был непременной составной частью этой комнаты наряду с телефонными аппаратами, люстрой на потолке и ковровой дорожкой до самой двери; кто был символом и одновременно живым олицетворением порядка в президентском доме…
Невероятно.
Нет, что ни говорите, но день начинался на редкость удачно!
Если бы кто знал, как надоела президенту вся его президентская жизнь! Этот глупый утренний ритуал, когда он должен говорить Джекобсу идиотскую фразу, уже потеряв всякую надежду услышать в ответ что-нибудь новенькое и смешное; эти ханжеские физиономии слуг; эта постная и несоленая пища, которую нельзя было брать в рот от одного сознания, что десятки людей, отвечающих за драгоценную президентскую жизнь, пробовали и обнюхивали ее, прежде чем подать на президентский стол; эти отвратительные эскулапы во главе с Креером, которые при каждом президентском чихе устраивали консилиумы, укладывали его в постель и пичкали всевозможными таблетками; эти тупые телохранители, которые даже в туалет входили прежде, чем туда войдет президент; эти машины, отучившие президента ходить; эти бесконечные напоминания о том, что много спать нельзя, и мало спать нельзя, и работать нельзя, и не работать нельзя, и туда нельзя, и сюда нельзя, того нельзя, этого нельзя!.. Тьфу! Если бы безмозглый кретин Боб Ярборо хотя бы краем глаза видел, какая мука быть президентом, он снял бы свою кандидатуру, отдав голос за существующего президента, тем самым убив его окончательно.
Вот почему сегодня утром старый Кен совершил подлинную революцию в своем налаженном президентском быту: он впервые за пятнадцать лет не позвал Джекобса в кабинет звонком, а вышел к нему сам! Так есть Бог или нет Бога, если первый нетрадиционный шаг привел к такому исключительному везению: Джекобса на месте не оказалось!
Итак, надо пользоваться сложившимися благоприятными условиями. Президент воровато оглянулся, секунду подумал, и в голове у него созрел преотличнейший план. Он решительно направился к двери, предварительно схватил кем-то оставленную и еще дымящуюся сигару и сделал две глубоких и жадных затяжки.
В коридоре никого.
Быстрыми шажками президент поднялся по левой лестнице, ведущей в покои жены, и, остановившись перед дверью, костяшками пальцев произвел тот условный стук, с которым, бывало, лет сорок назад приходил к своей Кларе: «Там-та-та-там, та, та!» Небольшой переполох в комнате, и наконец взволнованно-удивленное:
— Это вы, Кен?
Узнала!
Президент вошел в громадную спальню, и, пока он шел к Кларе, уже сидящей перед зеркалом, она имела возможность по его походке заметить странную метаморфозу, происшедшую с мужем. Он шел легко, изящно, будто и не было ему семидесяти лет.
— Доброе утро, моя дорогая! — сказал президент, нежно целуя лоб своей супруги, уже влажный от крема «Ройда».
— Ах, Кен, — воскликнула Клара, заливаясь молодым румянцем, — вы так неожиданно! И вы — курили?!
От него пахло сигарой, как в добрые прежние годы. Он улыбнулся и виновато опустил глаза.
— Кенчик, — сказала Клара, с трудом вспомнив, как когда-то звала президента, — что случилось с тобой?
— Ты помнишь, Клара, как лет сорок назад…
— О, не говори такие слова! Сорок лет назад не было ничего такого, что я могла бы помнить, а то ты решишь, что мне больше, чем тридцать пять.
Ему всегда нравилось ее кокетство.
— Хорошо, Клара, прости меня. Так вот, сорок лет назад, когда ты была хрупкой девушкой, я нес тебя на руках от самой машины до озера Файра, и ты обнимала меня за шею, а вокруг были какие-то люди, но им не было до нас никакого дела, потому что тогда все были молоды!
— Разве у тебя уже была в ту пору машина? — сказала Клара.
— Ты все забыла, — мягко перебил президент. — Был «форд», и я уже имел маленькую, но собственную адвокатскую контору… А ты помнишь мое первое дело, когда я чуть не опростоволосился, но твой отец… Удивительно, Клара, но это все я так отчетливо помню. А то, что было вчера, словно было тысячу лет назад: ни одного воспоминания! Я сегодня проснулся, открываю глаза: кабинет, уже утро, хочется есть, хочется вина, хочется жить! Понимаешь, Клара, во мне проснулась молодость, я понял, что больше не вынесу ограничений, я устал от них. Вероятно, нервы…
Пока президент произносил этот монолог, Клара восхищенно смотрела на мужа и думала, наверное, о том, как жаль, что он «проснулся» так поздно.
— Знаешь, Кен, — сказала Клара, — а что, если мы отправимся сейчас на озеро Файра? Сегодня воскресный день, тебе действительно нужно отдохнуть, мы возьмем Арви.
