Пять поэм - [39]

И все от истины блуждали вдалеке.

И, как змея, Ширин в тоске сгибалась грозной,

Из раковины глаз теряя жемчуг слезный.

Появление Шапура в одежде мага-жреца

Переодетый Шапур приходит к Ширин. Она спрашивает его, кто изображен на портрете. Шапур говорит ей, что это Хосров, и тогда Ширин раскрывает ему свою тайну — она полюбила Хосрова. Шапур признается ей, что портрет рисовал он сам, и советует Ширин отпроситься на охоту, ускакать от сопровождающих и, если она не встретит Хосрова, ехать в Медаин, где у Хосрова есть прекрасный замок. Он вручает ей перстень с именем Хосрова, который она должна предъявить привратнику.

Бегство Ширин от Михин-Бану в Медаин

Ширин просит Михин-Бану отпустить ее охотиться на быстроногом Шебдизе. Во время охоты она опережает своих спутниц и скрывается от них. Михин-Бану горюет, но она уверена, что Ширин вернется. А Ширин тем временем скачет в Медаин.

Купание Ширин в источнике

Рассвет; уже вдали мерцает бледный свет,

А изнуренной мгле уже надежды нет.

Нарциссов тысячи с крутящихся просторов

Скатились. Всплыл рубин меж облачных уборов.[149]

Полна и горечи, и страстного огня,

Ширин торопит бег прекрасного коня.

И распростерся луг, мерцающий росою,

И чистый ключ сверкнул эдемскою красою.

Стыдясь блестящих вод источника, поник,

Померк живой воды прославленный родник.

Скиталица Ширин! Ее разбито тело.

Пыль с головы до ног прекрасную одела.

Вокруг источника — услады этих мест —

Все кружится она; безлюдие окрест.

И спешилась Ширин, и скакуна — на привязь,

И взор ее блеснул, безлюдьем осчастливясь.

Источник радости к источнику идет,

Блестя, он взор небес своим блистаньем жжет.

Вот сахарный Сухейль[150] освобожден от шерсти,

И вскрикнул Тиштрия[151], увидев прелесть персти.

Лазурная вилась вкруг чресел ткань. Кумир

Вошел в ручей, и вот — огнем охвачен мир.

Лазурью скрытые, чуть виделись плеяды.

Шиповник с лотосом сплетаться были рады.

Вот всю ее стеной обводит синева,

Луны над синевой сияет голова.

Сеть, свитую из кос, влачит она в затоне,

Не рыба, а луна попалась ей в ладони.[152]

О, мускус черных кос над бледной камфорой!

Мир гаснул пред ее победной камфорой.

Иль час грядущего ее душе был ведом?

Иль знала, кто за ней сюда прибудет следом?

Из вод ключа Ширин, что сладостней всего,

Готовила джуляб для гостя своего.

Хосров бежит от гнева Ормуза в Армению, по дороге он видит Ширин в источнике и не узнает ее

Рассказчик, на фарси о канувшем читавший,

Рассказывал; узнал рассказчику внимавший:

Когда Хосров послал Шапура в дальний край,

Сказав: «Ты о мечтах Прекрасной разузнай»,

И день и ночь он был в покорном ожиданье,

Что будет сладкое назначено свиданье.

С зарей и в сумерках — как солнце и луна —

Он службу нес отцу; душа была ясна.

И юный был Хосров, согласно древним сказам,

Отцовского венца излюбленным алмазом.

И хоть сиял отцу сей сладостный алмаз,

Вмиг изменилось все: дурной вмешался глаз.

Тот враг, что кознями весь край бы заарканил,

Дирхемы с именем Парвиза отчеканил.[153]

Он их пустил гулять во многих областях;

Тревогой был объят персидский старый шах.

Он мыслит: сын игру затеял не без толка.

Захватит юный лев престол седого волка.

И царь задумался: какой же сделать ход?

Вот первый: юношу в ловушку он запрет.

О мерах думал он, но думал не глубоко:

Не ведал он игры играющего рока.

Не ведал, что всегда Хосров отыщет путь,

Что месяц молодой в оковы не замкнуть,

Что каждый, истину избрав своим кумиром,

Мир победит, ни в чем не побежденный миром.

О шахских замыслах узнал Бузург-Умид.

Он юношу сыскал, спасая от обид.

«Взгляни, твоя звезда плывет по небу книзу,

Царь в гневе на тебя, — промолвил он Парвизу,—

Пока не схвачен ты, покинь родимый край,

От кары удались и голову спасай.

Быть может, пламень сей останется без дыма,

Взойдет твоя звезда, вернешься в край родимый».

Хосров глядит: беда, плетя за нитью нить,

Ему готовит сеть, желая полонить.

К мускуснокудрым он, в спокойствии великом,

Пошел.[154] И вымолвил Хосров месяцеликим:

«Из замка скучного я на немного дней

Уеду: пострелять мне хочется зверей.

Желаю, чтобы дни вы весело встречали.

Играйте. Никакой не ведайте печали.

Когда ж прибудет та, чей дивен черный конь,

Осанка — что павлин, улыбка — что огонь,—

О луны! Вы ее приветствуйте, в оконце

Взгляните-ка! Она светлей, чем это солнце.

Ее примите вы и станьте с ней близки,

Чтоб знала радости, не ведала б тоски.

Когда ж взгрустнет она в Дворце моем Зеленом,

Прельщенная иным: лугов зеленым лоном,

Вы луг пленительный найдите и дворец

Постройте на лугу владычице сердец».

Уже душа ему пророчила о многом,

И, говоря, Хосров был вдохновляем богом.

Слова он вымолвил, как ветер, и — смотри! —

Пошел, как Сулейман со свитою пери.[155]

Он взвил коня, чтоб бил он менее дорогу.

Он покорил себе к Армении дорогу.

Чтоб только не узреть отеческих седин,

Два перехода он, летя, сливал в один.

Но обессилели его гулямов кони

Там, где луна свой лик увидела в затоне.[156]

Гулямам он сказал: «Тут сделаем привал,

Чтоб каждый скакуну тут корма задавал».

Хосров Парвиз один, без этой свиты верной,

Направился к ручью; рысцой он ехал мерной,

И луг он пересек, и вот его глаза

Увидели: блестит затона бирюза.

Орел на привязи, — и где восторгу мера? —