Пять картин - [3]

Пятая, и последняя, картина изображала автоматическую станцию, заброшенную на пробу атмосферы Сатурна, на кольцо планеты среди осколков скал – остатков спутников, разорванных ее притяжением.

Медленная череда древних картин повторилась еще раз. Затем экран показал отдельные детали живописи и угас, предоставив зрителям по-своему пережить встречу с картинами русского художника.

– Что поразило меня больше всего – это буйство воображения! – воскликнула Та. – Ведь они еще ничего на могли видеть в космосе, исключая своей собственной планеты, конечно, да еще Луны. Но смотрите, как многое здесь передано верно. Какое вдохновение мог получить этот землянин, который не был никогда на других планетах, и он мог написать на картине то, что реально люди увидели лишь сотни лет спустя!

– Я также удивлен, – присоединился Альк. – Особенно когда я понял, что это было тогда, когда человек уже потерял свое первобытное чувство восприятия… И в то же время еще не достиг синтеза эмоций и интеллекта.

– Но я могу понять, – возразил Крес. – Человеческий мозг, отражая необъятные просторы космоса, инстинктивно схватывал его законы, воспроизводя их в изобразительном искусстве. Вот и вышло, что художник предугадал изумрудные оттенки дисперсного сияния ледяных просторов Сатурна, так же как лиловое небо Венеры и ее электрические бури.

– Научная фантастика того времени показала еще более поразительную способность видеть то, что еще не видели тогда, – задумчиво заметил Ниокан.

– И все же ни одна из пяти картин не передает ощущения первой высадки на неизвестную планету. Я подразумеваю восторг ожидания плюс тревогу возможной опасности, вероятность ужасного разочарования.

– Особенно если ожидаете встречу с разумной жизнью, – вмешалась Та.

– О да, когда вам мерещатся строения и мосты в горах и оврагах или каналы и поля на равнинах. И чем ближе вы подходите, тем яснее становится, что эти дела рук человеческих – иллюзия, игра перенапряженного воображения.

– Или вспомните особенные, странные планеты, на которых даже облака кажутся угрожающе нацеленными на вас копьями. Плотный туман вьется гигантским драконом и смотрит на вас упорно и слепо, скрывая под собой мрачные, зловеще выглядевшие горы. – И Та опустила голову, как бы вспомнив темные планеты, впечатления от которых еще не стерла сияющая, прекрасная Земля.

– Главное все же, – заметил Ниокан, – это общее чувство бесконечности космоса тут, рядом, за порогом нашего земного дома.

– Действительно, нет предела нашему желанию исследовать его бездны, ни границ этого исследования. Разнообразие Вселенной неисчерпаемо! – спокойно заметил Крес.

Его три друга ответили жестом согласия.

– Очевидно, наши предки в начале Космической эры еще не развили то очень реальное восприятие невероятного, которое простирается повсюду в необъятных просторах Вселенной, – начал Ниокан, – даже у нас оно подавляет слабовольных, причиняя агорафобию.

– Я не думаю, – возразила Та. – Вспомните наших пещерных предков, которые смотрели на бесконечную непознанную планету, в которой исчезали и растворялись индивидуальные жизни. Где тогда была для них граница мира? Лишь тысячелетия позднее древние греки изобрели их, заключили в них свой мир и определили тем самым его познаваемость…

Последние слова потонули в громовом эхе резкого звука.

– До свидания, друзья! – закричал Крес, выключая гостевой канал.

Башня задрожала, а на боковых экранах возникли озабоченные лица тасманского и кергуэленского операторов.

– Внезапный ураган? – поспешно предположил Крес.

– Да, на высоте около пяти километров, – ответил тасманец.

– Отлично! Это не нарушит режим операции, – удовлетворенно сказал Крес.

– Надо снять жесткость башен. – И тасманец закрепил свои предохранительные лямки.

Крес повторил его действия и нажал на большой красный рычаг.

Вибрация прекратилась.

Подобно спелому колосу ржи, башня нагнулась, припадая к земле, качаясь упруго надо льдами, смутно белевшими сквозь мглу бури. Оператор приспособил свое сиденье к наклону башни. На неукрощенной ледяной шапке Антарктики такие внезапные бури продолжались недолго.

* * *

Крес усилил подачу направляющего тока и терпеливо ждал окончания бури, стараясь представить себе людей прошлого, первыми проложивших дороги в космическое пространство, и тех первых устроителей общества, которые начали предвидеть и покорять до этого неустойчивую и неопределенную судьбу человечества Земли.