Пять дней - [53]

— Я не Энтони Троллоп. А маленькая портлендская бухгалтерская фирма едва ли тянет на крупную маклерскую контору лондонского Сити.

— Какая разница?

— Троллоп раскрывал тему одержимости человека деньгами. И то, что фоном ему служил Лондон в период расцвета Викторианской эпохи…

— А вы поднимаете те же вопросы — рабское отношение к деньгам и то, как это отражается на нас, — показывая события, происходящие в небольшом городе Новой Англии в период экономического кризиса.

Ричард смотрел на меня ошеломленно, явно не зная, что сказать.

— Вы как будто утратили дар речи, — заметила я.

— Ну, не каждый день меня сравнивают с великими прозаиками XIX века. И хотя я польщен…

— Да-да, знаю: вы этого не заслуживаете. Это всего лишь писулька в две тысячи слов в журнальчике средней руки. И отец ваш был абсолютно прав насчет вашей писанины. Теперь довольны?

Он взял свой бокал, осушил его.

— Прежде никто и никогда не хвалил мои писательские опыты.

— А жена ваша прочитала рассказ?

— Она сказала, что он читабельный, но очень уж тягостный.

— Она права в том, что рассказ интересный, увлекает буквально с первых строчек. Но самоубийство в конце оставляет невероятно гнетущее впечатление. Однако мне нравится лежащая в его основе двойственная мораль. Это как строчка из стихотворения Элиота «Полые люди»: «Между помыслом и поступком…»

— «…падает Тень».[37]

И когда Ричард закончил мою фразу, стихотворную строчку, что я цитировала, я, глядя на него, подумала: этот человек полон сюрпризов. И пожалуй, самым удивительным было то, что мне он казался очень… «притягательным». Точно, верное слово. Ричард на мгновение снял свои бесформенные очки в металлической оправе, потер глаза, и я в этот момент увидела, что напротив меня сидит отнюдь не непривлекательный мужчина, если не принимать в расчет его наряд гольфиста и очки страхового агента. Причем даже его седина приобрела какой-то более теплый оттенок. Я также заметила, что Ричард, когда он закончил цитировать Т. С. Элиота, посмотрел на меня по-другому: видимо, он тоже почувствовал, что-то в наших отношениях меняется. Один внутренний голос убеждал меня: это приятный интересный собеседник, не более того. Но другой голос, голос той части моего существа, которая всегда недоумевала, почему я постоянно втискиваю себя в какие-то рамки, настаивал на другом.

— Вы всегда ходите в очках? — полюбопытствовала я.

— Ужасные, да? — спросил он.

— Я этого не сказала.

— Я сам это говорю. Мюриэл выбрала их для меня восемь лет назад. Я с самого начала видел, что это ошибка. Но она сказала, что они деловые, солидные. А для меня это все равно что «скучные».

— Зачем же вы их купили?

— Хороший вопрос.

— Пожалуй, слишком прямолинейный, — сказала я, заметив, что поставила его в неловкое положение. — Не хотела быть с вами резкой. Простите.

— Не извиняйтесь. Часто я сам задаю себе этот же вопрос. Видите ли, я вырос в семье, где мужчинам одежду всегда выбирали женщины. Такие понятия, как стиль, меня не интересовали.

— Однако у вас есть чувство стиля…

Ричард дернул за рукав своей куртки на молнии:

— По-вашему, это «стиль»? Я даже в гольф не играю.

— Значит, вы способны отличить хороший вкус от плохого. Вы разбираетесь в живописи, знакомы с творчеством Сая Твомбли и Джона Сингера Сарджента. А уж в том, что касается книг, языка…

— Я часто говорю себе, что я одеваюсь, как страховой агент.

— Так не одевайтесь, как страховой агент. Измените свой стиль.

— Перемены. Одно из самых тяжеловесных слов в языке.

— И одно из самых легковесных, если принять принцип перемен. «Мне не нравятся мои очки, поэтому я их сменю».

— Это у многих может вызвать недоумение.

— Для вас так важно чужое мнение?

— Приходится с ним считаться. Перемены. Это дело опасное.

— Да, очки менять очень опасно.

— В прошлом году я пообещал себе, что куплю кожаную куртку.

— Купили?

— Примерил одну в каком-то из магазинов Фрипорта. Мюриэл сказала, что в ней я выгляжу, как стареющий мужчина, переживающий личностный кризис.

— Она часто так «сердечна» и «любезна»?

— Вы действительно прямолинейны.

— Обычно — нет.

— Почему же сейчас?

— На мой взгляд, в данный момент это уместно.

— Вы покупаете мужу одежду?

— Одеваю ли я его? Ответ: нет. Я пытаюсь настраивать его на то, чтобы он думал о своем гардеробе, но ему это неинтересно.

— Значит, он одевается, как…

— …человек, которому все равно, что на нем надето. Кстати, думаю, вас позабавит, если я скажу, что в прошлом году на его день рождения я купила ему кожаную куртку. Знаете, такую, как у летчиков. Он одобрил.

— Ну, у вас определенно есть вкус. И вы умеете одеваться стильно. Сегодня, как только вы вошли в бистро, я сразу подумал, что вам самое место в Париже. Хотя я мало знаю о Париже — только то, что читал и видел.

— Возможно, вам следует там побывать.

— А вы там были?

— Мои представления о Франции ограничиваются Квебек-Сити.

— А я однажды ездил в Нью-Брансуик на встречу с клиентом, у которого был бизнес в Мэне. Это было тринадцать лет назад, когда в Канаду еще можно было ездить без паспорта. Странно не иметь паспорта, правда?

— Так оформите.

— А у вас есть?

— Есть. Лежит дома в столе — ненужный, ни разу не использованный, нелюбимый.