Пьяный корабль - [15]

И не возьмут меня ганзейцы на буксир.

Я, вздымленный в туман, в лиловые завесы,

Пробивший небосвод краснокирпичный, чьи

Парнасские для всех видны деликатесы —

Сопля голубизны и солнца лишаи;

Доска безумная, – светясь, как скат глубинный,

Эскорт морских коньков влекущий за собой,

Я мчал, – пока Июль тяжелою дубиной

Воронки прошибал во сфере голубой.

За тридцать миль морских я слышал рев Мальстрима,

И гонный Бегемот ничтожил тишину, —

Я, ткальщик синевы, безбрежной, недвижимой,

Скорблю, когда причал Европы вспомяну!

Меж звездных островов блуждал я, дикий странник.

В безумии Небес тропу определив, —

Не в этой ли ночи ты спишь, самоизгнанник,

Средь златоперых птиц, Грядущих Сил прилив?

Но – я исплакался! Невыносимы зори,

Мне солнце шлет тоску, луна сулит беду;

Острейшая любовь нещадно множит горе.

Ломайся, ветхий киль, – и я ко дну пойду.

Европу вижу я лишь лужей захолустной,

Где отражаются под вечер облака

И над которою стоит ребенок грустный,

Пуская лодочку, кто хрупче мотылька.

Нет силы у меня, в морях вкусив азарта,

Скитаться и купцам собой являть укор, —

И больше не могу смотреть на спесь штандарта,

И не хочу встречать понтона жуткий взор!

Перевод Е. Витковского

Последние стихотворения

Воспоминание

I

Прозрачность вод, как соль слезинок в колыбели,

Стремленье женских тел к полуденному зною,

Лилеи чистые, хоругви под стеною,

Где девственницы кров себе найти сумели;

Налеты ангелов; – нет… золотые токи

И тяжесть темных рук, что травный дух впитали;

Над нею, сумрачной, лазурь небесной дали

И тень, которую отбросил холм высокий.

II

О, блестки пузырьков и влажный кафель пола!

Поблекшим златом вод захлестнутое ложе.

Девичьи платьица, что цветом с цвелью схожи,

Как ивы, в чьей листве пичуг отряд веселый.

Как веко желтое, блистательней дуката,

Кувшинку верности раскрыла ты, Супруга!

На тусклом зеркале страдаешь от недуга —

Ревнуешь к солнцу ты – недолго до заката.

III

С отменной выправкой мадам идет по лугу,

По зонтичным она плывет, сминая травы,

И держит зонтик свой; повадки величавы;

А дети на траве, поближе сев друг к другу,

Читают красный том в сафьяне. Горе бедной!

Как сонмы ангелов оставив на распутье,

Он за горой исчез. Она в душевной смуте

Бежит, холодная, за канувшим бесследно.

IV

О, травы чистые, скорбя, вы приуныли!

Сокровище луны апрельской! Одр священный

В заречной хижине, покинутой, блаженной

В тот вечер августа, что веет духом гнили.

Пусть плачет под мостом она! Здесь воздух жаркий,

И дышат тополя, что ветра ждут у хляби,

А скатерть серая без отсветов, без ряби,

Землечерпальщик-дед на неподвижной барке.

V

Я как игрушка вод немых, не в силах боле…

О неподвижный челн! как, руки, коротки вы,

Ни желтый не сорвать, ни тот цветок красивый,

Что в пепельной воде манит меня, как в поле.

Стряхнут пыльцу крыла на иве иль раките.

О, розы тростников не сжеваны доныне!

Мой челн прикован здесь, и в бездну водной стыни

Уходит цепь его – в какую муть, скажите?

Перевод А. Триандафилиди

Мишель и кристина

Стой, жди, покинет солнце наш простор!

Беги, ручей! Вот тени путевые.

Гроза на ивы, на парадный двор,

Как с гор, стремит потоки дождевые.

Солдаты белые, о, сто ягнят

Идиллий, акведуки, вереск тощий,

Бегите! рощ, долин, степей наряд

И горизонты красны под грозою.

Пастух-смуглец с собакой, с белым стадом,

Развеяв плащ, беги от горних стрел;

Спеши, когда уж плыть по тьмам и смрадам,

Найти внизу приятнее предел.

Но, Господи! И вот мой дух летит

С небес, где льдяно-красная метель, с

Небесных туч, которые летят

На сто Солон, длиннее длинных рельс.

Вот сто волков суровою крупою

Уносятся, влюбившись в запах рут,

Полдневною Господнею грозою

В Европу, где сто диких орд пройдут!

Затем и свет луны! Везде лужайки.

Блуждая взором в черных облаках,

Красны стрелки на бледных рысаках!

И камешки звучны для гордой шайки!

Увижу ль желтый лес и светлый лог,

Голубоглазая, и смуглый, Галлы,

Пасхальный агнец лег у милых ног,

– Мишель, Христина, – и Христос! —

Конец идиллий.

Перевод Ф. Сологуба

Слеза

Вдали от птиц, от стад, от буржуазок

На вереске пивал я на коленях.

Орешники бросали нежно тень,

И зелен был туман в прохладный день.

Что пил бы я на молодой Оазе,

Немые вязы, тучи и плетень?

Из горлянки ли пить, вдали от казы,

Пот вызывающий златоликер?

Дурной эффект для вывески в харчевне.

Гроза меняет к ночи кругозор:

То стали жерди, черные деревни,

Колонны ночью синей и вокзалы.

Вода лесная кроется песками,

Бросает льдины Божий ветр в болота,

И, как искатель раковин и злата,

Сказать, что пил я очень беззаботно!

Перевод Ф. Сологуба

Речка Черный Смород

Речка Черный Смород движется без цели

По долинам странным,

Ангелам над нею сладко петь доселе,

Любо каркать вранам,

И над берегами шевелимы ели

Ветром непрестанным.

Движется речушка, но хранит завет

Отзвучавшего вчера:

Замковые башни, парки прежних лет —

Здесь порою до утра

Рыцарей бродячих слышен страстный бред, —

Но целительны ветра!

В скрипе елей путник своему испугу

Объясненье сыщет вмиг.

Враны, птахи Божьи, вы на всю округу

Боевой пошлите клик —

И недоброхота, мужичка-хитрюгу,

Прочь гоните напрямик!

Перевод Е. Витковского

Комедия жажды

1. Родня

Мы – деды твои и дядья,

Родня!

На лицах блестящий пот,

Прохладный бисер луны.

Да, наши вина сильны!

Под солнцем, что честно жжет,