Пьяная жизнь - [10]
девушка выразила готовность отдать свою жизнь за жизнь
близких. Заметьте, спасала даже не собственных детей, которых у
неё, к несчастью, никогда не было, но мать, сестру, племянников,
двоюродных то есть род, семью. «Семья» для тёти было
понятием первостепенной важности. В патриотической песне 60-
х годов учили: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». О семье
думать никто никогда не учил, да и не сможет при всём желании.
Человек или рождается Семьянином или никогда им не станет.
Спорно? Возможно. Однако прошу учесть, что под понятием
«Семьянин» с большой буквы подразумеваю не только
обширный комплекс действий члена основной ячейки общества,
очень важных для обеспечения стабильности структуры семьи и
воспитания подрастающего поколения. Семьянин, о котором веду
речь, уникальный экземпляр, ставящий семью выше закона,
традиционных ценностей, любви, во всех её проявлениях (в том
Валерий Варзацкий
числе к Родине) и даже (!),осмелюсь утверждать, любви к
родителям. Потому что понятие «Семья» для такого человека
гораздо шире понятия «Родители». Оно для него тождественно
понятию
«Вселенная».
Перефразируя
Ф.М. Достоевского, считавшего, что «Правда» выше «Народа»,
можно сказать, что для Семьянина «Семья» выше «Правды».
Да, именно таким уникальным явлением была моя тётя.
При этом чрезвычайно важно помнить, что «Семья» в её
представлении была не только папа, мама, братья, сёстры,
дедушки, бабушки. Она искренне, понимаете, истово, всей душой
переживала за родственников до «седьмого колена». «Родалася»
со всеми, обижалась, не могла понять, как можно забывать своих.
«Ми ж рідні, - готовая вот-вот заплакать, с горечью говорила мне.
– Хіба це так заведено тепер, що даже родичі один до одного не
ходять?!»
Любимым занятием тёти было общение с фотографиями.
Действу предшествовала такая же подготовка, как перед
приходом гостей: угощение готово, в доме убрано, хозяйка в
новой кофте и лучшем платочке, на столе чистая скатерть.
Наконец, из платяного шкафа, из потайного места извлекается
альбом. Надев очки, она осторожно, торжественно открывает его.
Лицо расплывается в улыбке, глаза излучают нежность,
морщинистые руки гладят дорогие лики: «Ну, що ви тут без
мене? Га? Вам там лучче, бо ви всі вместі, а я тут задержалась. И
скучно мені без вас, і тяжко… І мучаюсь, і болію, а Бог смерті не
дає… Канєшно, ходять до мене чужі баби, а рідні вже нікого й не
осталось з моїх годів… Ну нічого, скоро зустрінемось.»
Поплёвывая на кончики пальцев, тётя перебирает
фотографии. Их великое множество. Часть расположилась на
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
страницах альбома, часть – в чёрных пакетах от фотографической
бумаги, часть, наверное, самая большая, россыпью между
страницами. Альбом давно не вмещает всех незабвенных и
живых. Обложка торчит почти под 90 градусов. Никакого намёка
на систематизацию. Хаос. Но старейшина рода в постоянном
контакте с живущими в альбоме. У неё своя система поиска,
работающая безотказно. Собеседников извлекает… на ощупь!
Фотки как будто притягиваются к её ладони. «Мамо! Яка ж в
мене дурна голова, геть все вилітає. Та щэ й глуха. Помню, що ви
цієї ночі мені приснились. А що казали – не дочула. Мабуть, шоб
я не виходила кормить отого чорта на цепу, бо ще впаду на
льоду? Ну да, бачте, тепер вспомнила. Оце ж ви мені казали…
-Сергей (первый муж ), ти таки вредний. То приходиш
коли нада й ненада, а це нема й нема. Ти ж знаєш, що я
переживаю и сердюсь…»
Такие беседы с ушедшими мне приходилось слышать не
раз, стоя в коридоре, за дверью комнаты. Тётя из – за глухоты не
слышала, как я входил в дом и становился невольным свидетелем
своеобразных спиритических сеансов, которые переворачивали
душу. Складывалось впечатление, что граница между жизнью и
смертью для неё уже не существовала. Условия для диалога были
достаточно комфортные. В этой искусственно созданной
реальности смерть не являлась слишком уж важным фактором.
Впрочем, я несколько отвлёкся. Весной 1944 года была
освобождена Доманёвка. Старший сын бабушки, Василий, каким-
то чудом разыскал семью, началась переписка. И вдруг
неожиданно приехал в Маргелан: «Собирайтесь. Поедем домой».
Рыдали все, в том числе и дядя Вася – танкист, майор, грудь в
орденах. Приехал не с пустыми руками – рюкзак и чемодан
неподъёмный трещали по швам от еды. Возникла опасность, как
Валерий Варзацкий
бы кто не объелся, да не помер. Правда, майор сразу взял
ситуацию под личный контроль – рукавом вытерев слёзы,
командирским голосом гаркнул: «Командовать кухней буду я!»
Благодаря военной дисциплине, питание во время подготовки к
отъезду и в пути было по тыловым меркам хорошим, а личный
состав потерь не имел. Думаю, дядя Вася был военным от
рождения.
Во
всяком
случае,
армейская
выправка,
самодисциплина, неповторимый тембр повелительного голоса,
особое, «военное» гусарство до конца жизни не оставляли его.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».