Пьяная Россия. Том 3 - [2]

Сын вышел, ограбил чью-то квартиру, попался и снова сел, теперь уже в зону. И так, и пошло, без конца и без края.

Анатолий Сергеевич разменял квартиру на две однокомнатные: себе и дочери. Он не мог и не хотел видеть вечно бегающие глаза внука, не мог слушать вральные истории, не желал участвовать в деле спасения пропащей души. Есть такие люди, от которых хочется бежать и, несмотря на родство, сразу тянет вымыть руки от рукопожатия или объятия близкого человека. Они, как змеи, как противные жабы, как прикосновение к шелку, от которого передергивает в омерзении.

Анатолий Сергеевич перестал открывать внуку дверь, тем более внук сделался неотличимо похожим на своего отца. Особенно стало пугать это сходство после смерти непутевого алкоголика, но Вера ничего не замечала, таких тонкостей душевных переживаний она не знала и говорила, перекладывая из сумки в тумбочку очередную пачку памперсов:

– А, Сереженька (внука Колесникова звали Сергеем) тебе привет передавал. Ему осталось два года. Он в зоне с женщиной познакомился, по переписке, выйдет, может, жениться и у тебя правнуки появятся!

Анатолий Сергеевич дернулся, с отвращением проговорил:

– Правнуки? Какое! Да его кастрировать надо, твоего Сереженьку! В сумасшедший дом надо посадить, он же больной на всю голову, клептоман и алкоголик!

– Я знала, что ты обрадуешься, – улыбнулась Вера, заботливо вытирая рот отцу, и всплакнула, – может, я внуков дождусь!

– Дура! – выкрикнул Анатолий Сергеевич.

– Я тоже люблю маленьких! – растроганно поцеловала она в щеку отца и шепнула ему на ухо. – Если родиться мальчик, назовем Толей, если девочка, как маму, Аллой.

– Идиотка! – рявкнул Анатолий Сергеевич.

– Я знала, что тебе понравиться! – довольная рассмеялась Вера и встала с табуретки. – Ну, теперь, спи, отдыхай, а мне пора на работу!

Колесников проводил ее злым взглядом.

В палате, между тем, то и дело появлялись люди. Пришла маленькая, аккуратная старушка. Открыла створки окна, смочила тряпку в ведре с хлорированной водой, вытерла подоконник, вытерла спинки и ножки кроватей, вымыла тумбочки, наклонилась к Колесникову:

– Не надо ли чего?

– Воды! – попросил он, указывая слабой рукой на бутылку минералки.

Старушка налила в алюминиевую кружку, поднесла ко рту, одновременно, бережно поддерживая голову Анатолия Сергеевича.

– Глаша! – позвал с койки у стены, тучный старик. – Мне бы тоже попить!

– Сейчас, сейчас, мой хороший! – старушка, напоив Колесникова, заторопилась к старику, своему мужу.

Мелькали люди, санитарки переменяли памперсы, обтирали тело Анатолия Сергеевича сырой марлей, переворачивали, смазывая пролежни специальными мазями.

Нянечка, строго поджимая губы, чтобы не разговаривал, кормила его куриным супом и пшенной кашей, поила компотом из сухофруктов.

В полдник нянечка непреклонно скормила ему две баночки фруктового пюре, что притащила дочь и парочку йогуртов. Анатолий Сергеевич ел, только потому, что не хотел капельницы, через которую его уже кормили, когда болезнь по имени старость, взяла верх над телом.

Перед ужином он заснул, и нянечке пришлось его будить, чтобы кормить рисом, сваренным на молоке.

После ужина, без звука перенеся шестой за день, укол и проглотив горький порошок лекарства, призванного поддерживать в нем жизнь, Анатолий Сергеевич вздохнул, наконец-то, наступило затишье!

– Затишье перед бурей! – пробормотал он и увидел улыбающееся личико маленькой девочки, заглядывающей в палату.

– Ты кто? – спросил он у девочки.

– Никто! – ответила она тотчас.

– Ты меня понимаешь? – удивился Анатолий Сергеевич.

Девочка, без слов, захихикала. Совершая ужимки, демонстрирующие ее стеснительность, она все же прошла в палату, взобралась с ногами на табуретку и присев на корточки, принялась с любопытством разглядывать Анатолия Сергеевича.

Он поискал, чего бы такого ей дать, чем угостить, но ничего не осталось, кроме минералки.

– К кому же ты пришла? К бабушке или дедушке? – думая, что она в числе поздних посетителей, спросил Анатолий Сергеевич.

– Ты что? – удивилась девочка. – Не знаешь, что ли про детское отделение больницы?

– Я – лежачий, откуда мне знать? – усмехнулся Колесников и более внимательно оглядел свою гостью.

Действительно, на девочке была больничная пижама.

– Как тебя зовут? – неожиданно спросила девочка, сняв вопрос с языка у Колесникова.

– Анатолий Сергеевич, – назвался он, – а тебя?

– Не помню, – призналась девочка.

– Ты потеряла память? – догадался Анатолий Сергеевич.

– Не-а, – покачала головой девочка.

– Ну как же, раз не помнишь? – горячился Колесников.

– Опять бормочешь, старый черт? – заглянула в палату нянечка. – Ишь разболтался, тихо сам с собою я веду беседу?

– И ничего не сам с собою! – возразил ей Колесников, указывая на девочку.

Но та медленно растаяла в воздухе, оставив Анатолия Сергеевича с разинутым ртом и мыслями о внезапно наступившем безумии.

3

Наступила ночь, оглашаемая вздохами и стонами страдающих больных, как в насмешку тут же, в ординаторской, звенели стаканы, сопровождаемые смешками студентов-медиков и очередной медсестры.

Колесников с отвращением прислушивался к звукам пьющих и вспоминал себя молодым, когда изредка гурманил в компании себе подобных, блестящих ученых, пил коньяк, закусывая шоколадом.