На стене, прямо перед взором поверженного жестокой болезнью Анатолия Сергеевича Колесникова расцветало алым светом огромное солнце. Он мог бы поклясться всеми святыми, что это невозможно, так как окно выходило в больничный сад, где за долгие годы существования клиники успели вымахать дубы и тополя, березы и осины едва ли не с пятиэтажный дом, если не выше. Палата же находилась на втором этаже, стало быть, следуя логике, никак не могла быть озарена солнечными лучами восходящего светила.
Тем не менее, на зеленой стене украшенной всего-навсего одной картинкой, изображающей неповторимую природу красок знаменитого Шишкина, расцвело огромное солнце.
Под сонный храп соседей, Анатолий Сергеевич применив все силы, приподнялся и оглянулся на окно, которое было позади, метрах в пяти от его изголовья. За окном, как и следовало ожидать, была темень непроглядная. Анатолий Сергеевич протянул руку за сотовым телефоном, что лежал рядом, на тумбочке, чтобы убедиться, взглянув на циферблат, в своих подозрениях о ночном времени суток. Но тут услышал испуганное бормотание с соседней койки, где лежал особо тяжелый, старик по фамилии Чудинов. Чудинов бормотал молитвы.
– Вы тоже это видите? – шепотом, чтобы не разбудить соседей по палате, спросил Анатолий Сергеевич.
Вместо ответа Чудинов захрипел и, издав резкое «ах», содрогнулся и вытянулся.
Анатолий Сергеевич поднял тревогу, принялся стучать алюминиевой кружкой по ножке кровати, досадуя, что в российских больницах, как не было кнопок вызова, так и не будет, вероятнее всего никогда.
Солнце на стене, между тем, гасло, и когда дежурная медсестра таки соизволила придти на стук, со стены мигнул и погаснул последний луч света.
Примерно через час, на зов медсестры в палату приперлись пьяненькие студенты-медики, подрабатывавшие в больнице и заменявшие, как видно, врачей. Распространяя тяжкий запах перегара, от которого Анатолия Сергеевича немедленно затошнило, они констатировали смерть, переложили Чудинова на каталку, вывезли из палаты и оставили у лифта. Сами же, пересмешничая с молоденькой сестричкой, направились обратно, в ординаторскую, как видно, продолжать пьянствовать.
Анатолий Сергеевич, сдерживая дыхание, дотянулся до освежителя воздуха, что вынужден был применять в своей палате постоянно, он делил комнату с умирающими, часто не контролирующими себя людьми и соответственно тяжелый дух перемежающийся с активно применяемой в условиях больницы хлоркой постоянным облаком висел в воздухе, растекался по палатам, пропитывал постельное белье и пижамы больных.
Освежитель подействовал и успокоенный запахом хвойного леса, измученный необъяснимым событием и смертью соседа, Анатолий Сергеевич забылся тяжелым сном, в котором к нему нежданно-негаданно явился Чудинов. Светлый и радостный, в белом исподнем белье, он летал под потолком палаты, мурлыкая нечто мелодичное, а после, кивнув Колесникову на прощание, вылетел в открытую форточку, навстречу огромному солнцу, что вставало над темным горизонтом Земли.
Анатолий Сергеевич очнулся весь в слезах, уже разносили завтрак и нянечка, привычно вытерев его лицо и шею влажными салфетками, уселась рядышком, на табуретку, кормить его жидкой овсяной кашей без чешуек.
– Чудинов помер! – сообщил ей Анатолий Сергеевич и махнул рукой в сторону пустой и уже перестеленной свежим бельем, койки соседа.
– Не бормочи, а ешь! – сказала ему нянечка, неодобрительно покачивая головой и вытирая подбородок.
– Пьяные студенты его к лифту отвезли! – произнес Анатолий Сергеевич.
– Да что же это такое? – рассердилась нянечка, снова вытирая губы, подбородок и грудь своего пациента и велела. – Не говори ничего, все равно я тебя не понимаю!
Колесников смолк. После обычных процедур по смене памперсов, пришли врачи с трезвыми студентами.
– Как вы себя чувствуете? – наклонился к нему молодой доктор с живым озорным блеском в глазах.
– На стене, ночью солнце расцвело, а после помер Чудинов! – сказал ему Колесников.
– Чудно, батенька, чудно! – обрадовался доктор и обернулся к сопровождающим его белохалаточникам. – Записывайте, пациент, Колесников Анатолий Сергеевич, от роду восьмидесяти двух лет, пришел в сознание и даже пытается говорить, правда, речь пока нечленораздельная, но будем надеяться на лучшее, ведь, правда?
Подмигнул он Анатолию Сергеевичу и отправился к другим старикам.
– Ну вот, папочка, я тебе йогурты принесла, детское фруктовое пюре, минералку, – говорила Вера Колесникова, дочь Анатолия Сергеевича.
Он молчал, пристально рассматривая ее некрасивое широкое лицо с курносым носом и яркими веснушками на щеках.
Она, так и не вышла замуж, а спелась с одним алкашом, жалея его, терпела побои и унижения, забеременела, родила. Сын, истерик, тщедушный, болезненный продолжил дело папаши – «пить кровь» из матери. Тринадцати лет бежал из дома и обнаруженный в банде малолетних преступников был препровожден милицией в колонию для несовершеннолетних.
Вера Колесникова нашла тогда силы оставить алкаша, папашу своего сына и взялась робить, чтобы поставлять «передачки» в колонию.
