Пядь земли - [223]

— Значит… ты думаешь, этот полив стоит чего-то?

— Думаю? Не просто думаю: знаю! Пошли со мной утром, посмотришь, какая разница там, где полито и где нет. Конечно, так поливать — дело тяжкое. Да ведь если не родится ничего, хуже будет. И что нам остается делать? Все надо испробовать, что позволяют разум и сила…

Умолкает Красный Гоз. Но мысли уже не остановишь, мчатся они друг за другом, голова кружится. Не было бы ни засухи, ни бедности, ни голода, ни страха перед завтрашним днем, если б был народ организован, действовал воедино. Не было бы сгоревших полей, сожженной солнцем кукурузы, засохших хлебов, если бы мужики понимали свое место в этом мире. Да не понимают они… Зато господа понимают: помещики, управляющие… Одно слово — господа. Им и земля принадлежит, и вода, и воздух, и даже дождь! Для них ведь скапливается он в реках, ручьях, в горных потоках. А что принадлежит мужикам?.. Прольется дождь — и тут же высушит землю жара; роса ляжет — и ее слизнет солнце огненным языком… А главное: все думают лишь о себе, не о других. Только о себе. Надеются, что вырвутся из нищеты, если других обойдут… Вот он, Красный Гоз, сколько раз уж показывал, что надо по-иному делать… и можно делать — а что толку? В свое время пытался он организовать бедноту, пробовал научить ее защищать свои интересы… и на земляных работах, и на жатве, потом на строительстве дороги — и тоже ничего. Все прошло бесследно, забылось. Теперь вот показал он деревне, что можно и от засухи спастись — кое-кто последовал его примеру; даже, пожалуй, слишком уж усердно, — да ведь это тоже не выход. Канала все равно не хватит для всех… Да и, вишь, тут же появился этот инженер, чтобы защитить интересы Государства! Ничего себе — Государство. Не устаешь на него дивиться…

Государство… оно, конечно, тоже не мужикам принадлежит; а тем… управляющему, инженеру, Яношу Багди, Жирному Тоту, Ференцу Вирагу. Для них и засуха не засуха: на их-то огромных полях обязательно уродится как раз столько, сколько надо. Вот если бы Государство всем принадлежало, кто в нем живет!.. Вот это было бы дело.

Тогда бы наверняка все было по-другому, справедливо. Скажем, вода протекающих через страну рек орошала бы по сети мелких каналов земли, а уж то, что не нужно, в море бы шло. Излишки, значит, и вода, которая прошла через поля… Каналы пересекали бы земли вдоль и поперек, по берегам их стояли бы деревья, и луга можно было бы косить по четыре-пять раз в год, и сухие степи исчезли бы, и Венгрия вправду стала бы Ханааном с молочными реками и кисельными берегами. Эх, что бы тогда было!.. Да ничего этого нет и быть не может. Почему?

Ясно, ничего хорошего нельзя ждать, пока каждый сам по себе поливает свое крохотное поле. Вот если б так, как делает Водное хозяйство: сразу на ста, тысяче хольдов…

Красный Гоз курит одну сигарету за другой, и развертывается перед ним яркая картина сказочной, счастливой страны. Счастливой страны, в которой живет счастливый народ… Вспоминается ему, что когда-то, когда начали было они организовываться в союз, что-то подобное рассказывал им товарищ Андял, делегат из центра. Говорил товарищ Андял о плановом хозяйстве, сравнивал кооперативные и крупные промышленные предприятия, упирал на сходство между ними; все об этом рассуждал. Сегодняшнего дня он и не касался, будто его и не существует. Все лишь о будущем. Но вот, смотри ты, сколько лет уже миновало — а что вокруг изменилось? Даже люди не изменились, остались те же. Все то же самое… Но что, если б он, Красный Гоз, стал здесь, в деревне, в округе, в комитате новым товарищем Андялом, пошел бы к мужикам и сказал бы им: мол, плохо, мужики, беда. Нет нам иного спасения, кроме как немедленно объединиться, организоваться. Не против погоды, не против засухи — сами видите, толку от этого мало. Объединиться против господ и против Государства, которое принадлежит господам. Потому как Государство это — заклятый наш враг. И земля-то уже только номинально наша, потому что в поземельной книге так значится; а остальное: скот, урожай — все государственное. Много платим — когда покупаем, много платим — когда продаем, наследуем что-нибудь… Что же наше? Только труд. Только пот наш. Мы не собственники, мы производители. Да налогоплательщики. Рабы. И ловят нас как раз на том, что мы считаем своими те несколько хольдов солончаковой земли, с которой живем…

— Йошка… пошли спать, — жалобно просит Марика.

— Пошли, милая, — и зевает.

Летние вечера тянутся далеко за полночь, а ночь тает в рассвете. Только погасла вечерняя звезда — а уж всходит утренняя. К двум часам уже светлеет на востоке небо. А в три часа в окно Красному Гозу постучал Тарцали.

— Спишь, кум?

— Спал. Теперь уже не сплю. Что случилось?

— Случилось… Выйди на минутку.

Красный Гоз садится, ноги сует в штанины. Шарит по краю стола, табак берет. Закуривает и выходит.

— Привет, кум.

— Привет. Я потому пришел… ты ничего не слыхал?

Красному Гозу вдруг вспоминается, как Марика говорила вчера вечером: чувствовала она что-то целый день. Смотри ты! Он, правда, не верит в такое, а все-таки…

— Ну, что случилось?