Пядь земли - [222]
Великая тишина сходит на нее, будто сон. Или словно голубиная стая, садящаяся на крышу с мягким, теплым шелестом. Старые, натруженные кости ее отдыхают, а вокруг кукурузные листья пускаются в пляс. Закрывает она глаза, чувствует, как вечер опускает на нее легкое свое крыло. Одно крыло. Потому что второе колышется где-то там, в бесконечности.
Умирать притащилась она сюда, на эту землю, в которую по капле ушла сила ее и молодость. Каждый взмах лопатой — это крохотная улыбка, капля крови, кусочек ее плоти. Так постепенно и израсходовала она все за долгие годы, всегда в работе, в заботе. Ничего у нее не осталось; лишь слез немного да старые, кривые кости. Была молодой, красивой, тело было тугим, упругим, как земля весной; горячая кровь трепетала под кожей, как пыль над пашней, когда дунет теплый ветер; все прошло. Осталась одна-одинешенька, со старостью своей, со своим горем. Как ободранный ивовый куст при дороге.
Кузнечик пиликает где-то совсем рядом; слушает она его и ничего больше не слышит. Только немудреную его песню. Солнце село; дальние деревья, кусты словно медленно расплываются в сумерках; первая звезда сверкнула на западе, а так небо везде желтое, сухое. Возле деревни пыль тянется белым пологом. Комары отчаянно плачут вокруг; на соседней делянке прошелестел кто-то: змея или еж. Бог знает кто. Птица вспорхнула; вечер тянет за собой густую тишину. Тишина рождает еще тишину; в деревне торопливо звонят отбой… и в это время всадник отделяется от деревни, скачет в поле.
Ферко это. Мать поехал искать. Он — сюда. Геза — в другое поле. Уж полночь пришла, когда нашел Ферко мать в кукурузе. Спит она; слюна тянется изо рта на траву.
— О, мама… зачем вы сделали это, мама? — гладит он ей плечи, берет под мышки, подымает.
Старуха садится, всхлипывая, трет глаза кулаками, будто ребенок маленький. И опять начинает реветь, хоть и чувствует, что очень это хорошо — жить, быть на свете.
— Не плачьте же, мама… — гладит ей плечи Ферко, встает. Поворачивает коня в кукурузу, потом ложится на землю, рядом с матерью. Берет в рот травинку и тоже, как мать, смотрит на звезды и ревет.
15
Красный Гоз черпал воду журавлем да ведром; старый Чер попробовал двумя ведрами воду таскать, в руках. А умней всех оказался Косорукий Бикаи. Вышел к вечеру в поле, уселся на дамбе, посмотрел влево, вправо; а когда поденщики разошлись с прудов, взял в руки лопату. Острием аккуратно наметил ровную линию поперек дамбы. Рядом — вторую. Вот выроет небольшую канавку и до утра будет пускать по ней воду, а утром зароет. Солнце пригреет — никто и не догадается, что ночью здесь вода текла из канала. А догадается кто — пусть себе. Лишь бы никто не увидел… Ведрами воду таскать — ищите дураков. Он проще сделает. У него здесь хольда полтора кукурузы, до утра напоит их водой… а там пусть приходит дождь, когда хочет. Уж он-то не будет его вымаливать…
Даже после захода жарко было, а потом вдруг посвежело. Без всякого перехода. Пыль плавала возле деревни плоскими, узенькими, зыбкими облаками; в полях же чистым был воздух. Вечерняя звезда на западе светила так ярко, что свет ее словно каплями лился на землю. Лился на разморенные, истомившиеся поля, на кукурузу, съежившуюся от жажды… Косорукий Бикаи потоптался немного в нерешительности, потом-таки вонзил лопату в дамбу. Первый ком земли выбросил торопливо, а дальше копал уже медленно, с оглядкой. Когда под лопатой стала проступать вода, он уже ясно знал, чувствовал, что здесь, сейчас вот, соединятся, сольются два мира. Один — богатый, налаженный, прочный; другой мир — безнадежной нищеты. Что будет, когда они встретятся? Бог знает… Одно ясно Косорукому Бикаи: такой, как он есть, мир этот для него не годится, не подходит…
В деревне звонили отбой, когда вода помчалась по склону дамбы, будто заблудившееся, вспугнутое животное.
Колокольный звон выплыл в поле… ничего в этом нет особенного. Не умещается в деревне, просится наружу…
— Звонят, — говорит мать Йошки Гоза; пересыпает в переднике фасоль, зевает. Наклонившись вперед, облокачивается на колени и, положив голову на руки, глядит на луну, которая только что на конек крыши соседской вскарабкалась. Вся семья Красного Гоза сидит во дворе, перед домом. Такая жара стояла нынче, что страшно и подумать в постель ложиться.
— Звонят… Не лечь ли, а то ведь светает скоро, — отзывается Красный Гоз; первые слова говорит за все время, как сели они здесь после ужина.
— Знаешь, Йошка… У меня нынче весь день какое-то чувство… сама не знаю какое… — тихо говорит Марика, ссыпая очищенную фасоль в передник свекрови. Теперь и она смотрит на луну затуманенным взглядом.
— Бывает… что говорить. По-разному люди устроены… — жарко ему и как-то не по себе. То ли проголодался, то ли воды перепил…
— Нет, не то, Йошка. Что-то другое это… Скажи, не будет беды, что колодец ты вырыл возле канала?
— Беды? А почему? Колодец — на нашей земле… вода, правда, из канала туда идет… Ну, оштрафуют меня за нарушение каких-нибудь правил. А это, самое большее, — десять пенгё. Для штрафа срок назначат, а я в течение пятнадцати дней обжалую… в общем, пока дело до оплаты дойдет, и кукуруза, и картошка будут политы.
«Футурист Мафарка. Африканский роман» – полновесная «пощечина общественному вкусу», отвешенная Т. Ф. Маринетти в 1909 году, вскоре после «Манифеста футуристов». Переведенная на русский язык Вадимом Шершеневичем и выпущенная им в маленьком московском издательстве в 1916 году, эта книга не переиздавалась в России ровно сто лет, став библиографическим раритетом. Нынешнее издание полностью воспроизводит русский текст Шершеневича и восполняет купюры, сделанные им из цензурных соображений. Предисловие Е. Бобринской.
Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.
В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник включены роман М. Сабо и повести известных современных писателей — Г. Ракоши, A. Кертеса, Э. Галгоци. Это произведения о жизни нынешней Венгрии, о становлении личности в социалистическом обществе, о поисках моральных норм, которые позволяют человеку обрести себя в семье и обществе.На русский язык переводятся впервые.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.