Пузыри славы - [85]

Три дня Шагей-бабай был сам не свой, злой, надутый, места себе не находил. Три дня по утрам, вечерам раздавался на весь поселок крик Минникунслу:

— Айда, сосед, чай пить!

На четвертый день Шагей-бабай не выдержал разлуки с самоваром. Он пришел не то чтобы выпить чашку чая, а просто посмотреть на своего любимца. Но соседка не отпустила его, пока он не отведал чаю.

Так и повелось. Сначала он ходил на утренний чай, потом захаживал и на вечерний. Минникунслу все приветливее, все ласковее встречала его. Воспользовавшись тем, что Гульгайша захворала, Минникунслу постирала белье, убрала в доме. Делала она все это не таясь, открыто, даже афишировала, и скоро по поселку пошел слух, будто Шагей-бабай вошел в дом Минникунслу. Это походило на правду, так как уже трудно было отличить, что шагеевское, что соседкино. Все, кроме, разумеется, самовара.

В одно прекрасное летнее утро Шагей вышел во двор прогуляться и… Что за наваждение! Дощатый забор, разделявший дворы бабая и соседки, был повален во всю длину. Из двух дворов образовался один широкий. Долго чесал Шагей свою бородку, гадая, чьих это рук дело. Вроде бы ночью никакого гарасата-урагана не было. Оставалось думать одно: все это дело рук и ног мощной Сумитэ. Под ее натиском забор свободно мог рухнуть!

Минникунслу не делала никаких секретов из поползновений Шагей-бабая на ее свободу и дом. Поваленный (неизвестно кем) забор только подтверждал слухи о том, что старик намерен объединить оба хозяйства в одно.

Спустя неделю после падения забора Шагей-бабай признал свое поражение — послал зятя Абсаляма сватом к Минникунслу. Но при этом бабай поставил одно непременное условие: Сумитэ отдает ему самовар!

Минникунслу милостиво приняла предложения Шагея. Прошло немного времени, и вслед за свадьбой Гульгайши сыграл свадьбу и Шагей-бабай. Собственно, то была не свадьба, какая полагалась и по закону и по традициям, то был свадебный ужин, на который съехались дети из Уфы и Стерлитамака. Из посторонних — впрочем, какой он посторонний! — был приглашен старый наш с вами знакомый журналист из Уфы — Хайдаров.

Газетчик прибыл в Яшкалу по двойному приглашению: Шагей-бабая и Аксакала. Шагей звал на свадьбу, Аксакал сулил «любопытный» материал. «Мы готовим на бюро вопрос, несомненно, он вас заинтересует. Встретитесь со своими старыми знакомыми».

Хайдаров привез молодоженам подарки: невесте — оренбургский шерстяной платок, а жениху, как заядлому спортсмену, — гантели…

За свадебным столом Шагей и Хайдаров ни о каких делах, понятно, не говорили, отложив их на следующий день. А о чем они беседовали на следующий день — читатель догадывается и без нашей помощи.

До третьих петухов продолжался свадебный ужин. На удивление всем острая на язык Минникунслу на этот раз молчала. Она не сидела, как положено, на почетном месте невесты, а суетливо хлопотала вокруг стола, обхаживая гостей. Она была счастлива безмерно: в доме появился мужчина: пусть старый, но при бороде и усах.

Да какой он старик? Одна только приставка — бабай, что значит старик. К тому же Шагей уж очень хороший. И не только хороший, а прямо-таки редкий, как и его самовар…

И Минникунслу при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж страшной. И никакая она не ведьма, а полная сердечной теплоты женщина.

ЗАКАТИЛАСЬ ЗВЕЗДА

Итак, Аксакал готовился докладывать на бюро о работе промкомбината. Ибрахан также готовился к этому заседанию: вместе с Булатом писали, черкали и снова писали доклад. Оба понимали, что заседание будет разгромным, и принимали самые энергичные меры, чтобы смягчить силу удара.

О, как хотелось Ибрахану до бюро осуществить свои честолюбивые планы! Впрочем, если смотреть на вещи трезво, ничего зазорного и предосудительного в так называемых мечтах-планах Ибрахана не было.

Ну у кого подымется рука осудить Ибрахана за его законное желание реализовать, и притом по выгодной цене, злополучные топорища?! Он слал по следам Акопа одну телеграмму-молнию за другой. Он вызывал его по междугородному телефону, теребил, торопил и накручивал хвост своему незадачливому торгпреду.

Телефонные разговоры при плохой слышимости доводили Ибрахана до белого каления. Он только догадывался, о чем хотел информировать шефа Акоп.

— Алло, алло! — гремел Ибрахан на всю опустевшую контору. — Докладывай обстановку!

Ибрахану казалось, что Акоп говорит очень тихо, еле слышно, и просил говорить громче. С такой же просьбой обращался и Акоп. Таким образом, оба кричали изо всех сил.

— Сижу… в Яицке…

— Где, где?

— Повторяю: в Яицке… Где Пугачев…

— Какой Пугачев? У нас нет никакого Пугачева…

— Топорища не берут… предлагают вес…

— Чего предлагают?

— Вес… пуд копеек… Еду… альский…

— Куда, куда? Зачем?

— …альске вес золота…

— Понял: в Уральске топорища на вес золота. Не надо золота. Возвращайся обратно… Верни машины… Меня повесят…

— …одал одну …шину…

— Чего, чего продал? Не понял: топорища или машину?

— Повторяю… машину… Обратно выехать не могу…

— Почему не можешь?

— Вышлите деньги… Деньги… ясно?.. рубли…

Надежда на то, что Акоп распродаст топорища до бюро, рухнула. Неужели придется признать поражение и на этом участке фронта?