Пузыри славы - [3]

Шрифт
Интервал

Сын Шайхалям жил в Уфе в большом доме на последнем, пятом этаже. Задрав голову вверх, старик струхнул, аж сердце зашлось. Нет, такой страшной высоты ему не одолеть! Он и на третий этаж едва взберется, а если каким-то чудом все-таки доползет со своим самоваром до квартиры сына, то попадет прямо в объятия ангела смерти Газраила.

Восхождение на пятый этаж, однако, прошло благополучно. Сын встретил отца радушно и сердечно. Заметив знакомый с детства самовар, он скрыл улыбку и виду не подал, что чем-то удивлен. Невестка Галия тоже сдержалась, лишь в мыслях помянула чертей, вдохновивших свекра привезти с собой неведомо зачем самовар.

Утром завтракать с детьми бабай отказался:

— Спасибо, детки, вы уж обо мне не беспокойтесь!

Как только Шайхалям с Галией ушли на работу, Шагей-бабай стал разжигать самовар, но операция чуть было не сорвалась из-за отсутствия трубы. В предотъездной сутолоке Шагей забыл ее дома. Старый сапог сына для этой цели явно не годился. Хорошо, что на дворовой свалке бабай выискал покореженный кусок жести и, будучи кузнецом, смастерил из сапога и жести отличную замену самоварной трубе.

Чаепитие прошло на славу. Осушив неторопливо, в свое удовольствие, весь трехлитровый самовар, старик, по обыкновению, впал в блаженное дремотное состояние. Он не расслышал даже, как в обеденный перерыв пришла сноха Галия. Дым и копоть на кухне, щепки и обрезки жести, разбросанные по всей квартире, вывели ее из себя. Не скрывая своего раздражения и не стесняясь в выражениях, она поносила свекра на чем свет стоит. Выложив все, что накипело на душе, Галия схватила остывший самовар и, не отдавая себе отчета, что делает, вышвырнула его с балкона во двор как ненужный хлам. Громко хлопнула дверью и ушла на работу.

Шагей-бабай почувствовал сквозь сон что-то неладное, глухо застонал, проснулся и, размахивая руками, бросился к кухонному столу, где стоял самовар. Но самовара не было ни на кухне, ни на балконе. Глянул вниз на улицу и остолбенел: школьники с радостным визгом уносили его родовой самовар как металлолом в фонд постройки электровоза «Пионер Башкирии».

Долго не раздумывая, старик кубарем выкатился с пятого этажа, сметая с пути все преграды. Соседи, видимо, приняли его за сумасшедшего и, опасливо прижимаясь к стене, уступали ему дорогу. Бабай никогда не участвовал в соревнованиях по скоростному бегу, но тут проявил незаурядные спортивные качества и, можно сказать, заткнул бы за пояс рекордсменов по скоростному спуску по лестнице.

Шагей нагнал ребят. Те оказались сознательными, поверили старику на слово, что в данном случае произошло прискорбное недоразумение, и без долгих разговоров вернули самовар владельцу.

Шагей судорожно, обеими руками, словно мать попавшего в беду ребенка, схватил самовар, ощупал вмятины, полученные при падении с пятого этажа, и возблагодарил небо, что верный друг отделался легкими ушибами: кран остался цел и невредим, — а это было самое главное…

Надо отдать должное старику, он не стал испытывать терпение снохи: больше не разжигал самовара в квартире, делал это во дворе. Но зато надо было видеть, как гордо и торжественно нес Шагей кипящий самовар на пятый этаж.

Потерпев моральное поражение, Галия все больше ожесточалась, чернея от неуемной злости. На старика же бесконечные стайерские пробежки то вниз, то вверх действовали исключительно благотворно, закаляли, молодили. Одышка исчезла, будто ее и не было, сердце начисто избавилось от перебоев, билось ритмично, как у юноши. О близкой смерти Шагей больше и не думал.

Сын Шайхалям не мог нарадоваться, глядя на отца: как тот посвежел, как поздоровел, и не поверил своим ушам, когда однажды Шагей объявил, что покидает его гостеприимный дом.

— Куда спешишь, отец? Чем тебе плохо у нас?

— Домой потянуло…

Старик и словом не обмолвился сыну об антисамоварных вылазках снохи. Что толку, рассуждал он, в том, что нажалуется на Галию? Не нарушать же из-за того их добрый семейный союз. Он здесь, можно сказать, жилец временный, снимется и покинет их, а они пусть живут себе и дальше в мире и согласии.

Шагей тут же уложил самовар в мешок. Сын предложил отцу денег на дорогу, тот наотрез отказался, отказался он и от билета на автобус:

— Я по-стариковски, на своих двоих…

КОГДА СМЕРТЬ ОТСТУПИЛА

Дорога вдоль реки Уфимки была хорошо знакома Шагею по пешим прогулкам из Талтубяка в Уфу, когда в молодости он без затруднения отмахивал пешим ходом сто семьдесят километров.

Старик шел четким спортивным шагом, останавливаясь на ночлег в домах для приезжих при леспромхозах.

Здесь каждое утро и каждый вечер он разжигал свой самовар и досыта баловался чайком. В одной такой гостинице случай свел его с интересным человеком, назвавшимся краеведом, сыгравшим впоследствии немалую роль в жизни Шагея, о чем мы в свое время не замедлим поведать читателю.

Краевед исколесил всю Башкирию вдоль и поперек. Шагей не преминул угостить нового знакомого чудотворным напитком из родового самовара.

За чашкой шагеевского чая (это только говорится «за чашкой»! Сколько было выпито этих чашек, сколько раз Шагей снова и снова разжигал самовар — история умалчивает)…


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.