Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей - [49]

Веник глубоко задумался.

— Не верю я вам, — сказал он, наконец, поднимая на Черта глаза. — Если вы всё это время просто разыскивали меня, откуда же все эти легенды о проданных душах? Куда, скажите мне, вы забрали 8-го Хранителя Плаща?

Глава 5. «Начать и кончить»

Кто не лежал поющей лунной ночью в объятиях грудастой, но очень глупой девицы, тот не поймет томления Творца. Мало написать стихи — нужно еще прочесть их кому-то, мало построить дом, нужно найти для него жильцов, мало создать Вселенную нужно, чтобы Тебя славили под новыми звёздами…

Поначалу, Он трудился в этом мире не больше, чем обычно: ваял, пестовал, давал закон и отпускал с Богом. Потом он спускался к ним, но закона своего уже не находил. Зло влекло к себе его теперешние создания почему-то гораздо больше, чем добро. Даже данную им истинную веру они в какую-то пару-тройку столетий так приспосабливали под себя, что становилась она уже чуть ли не своей противоположностью.

Чего он только не делал. Он карал — насылал землетрясения и потопы. Он убеждал собственным примером, спускался к ним в разной личине, но порадел лишь вычурному многобожию. Он… просил… Просил Животворящее Неразрешенное, породившее его самого… Но всё было напрасно.

Шли века, племя Его дичало, забывало тайны стихий и небесных тел, которым он учил их. Пахотные земли зарастали сорной травой. Молодые леса завоевывали развалины городов… Племена жили уже как дикие звери, иные даже не стадами, а иные и без огня. Правда, в разных мирах создания его существовали всё же по-разному. И он решил сам пройти земные пути мирских круговертей. Проверить на себе, что есть великое зло, разъединяющее устремления души и устремления тела. Он заставил себя забыть, что он Бог и начал бесконечное путешествие смертной души из тела в тело, из мира в мир… Ожидая распознать зло, когда оно коснется его мечтаний в молчаливом призыве… Чего же достиг он теперь?

«Там, где никогда не было земли, огня, воды или дыхания, что там?» — спрашивал мудреца ребенок из древней сказки народа цаарха. «Там — сила», — отвечал мудрец. «А что такое сила?» — спрашивал ребенок. «То, чем давит земля, отталкивает огонь, тянет вода и встречает дыхание». «А какова эта сила?» — спрашивал опять ребенок. «Такова, каков ты сам, — отвечал мудрец. — Если ты мал и беспомощен, беспомощна и мала сила, противостоящая тебе. Если ты глуп, она поразит тебя своей глупостью. Если же велик, навстречу твоим помыслам встанет величие».

Ту, предпоследнюю жизнь на Психотарге Веник закончил в постоянном страхе. Стал он беспокоен и подозрителен. В каждом лице мерещился ему ужасный патрульный. На короткий миг, в глазах гостя ли, послушника ли, вспыхивала огненная искра и Веник, весь в поту, прятался от собственной памяти в самые отдаленные глубины своего естества. В конце концов, он заперся в келье. Даже пищу из рук в руки не принимал, требовал оставлять на отдалении, в естественном углублении скалы, где было вырублено тесное его жилище.

Только птицы согревали измученную душу Вениамина: вольные и свободные носились они над равниной и что-то возвещали по-своему. Может быть, конец времён, ибо, казалось, тогда Венику, что видел он и пережил уже всё, и более ничто удивить его не в силах.

Послушники приписывали его чудачества святости. Постепенно поползли слухи, будто бы, только увидевший отшельника, уже причащается небесной благодати. Потому паломники просиживали иногда дни и ночи у скалы, где скрывался Вениамин. Но особенности веры не позволяли паломникам нарушить уединение отшельника, сам же он не сподобился лицезреть ни единого.

Глаза Веника были обожжены. Это случилось в ночь страшной сухой грозы, когда молнии рвали нависшие тучи, но так и не выжали из них ни единой слезинки. Едва дремлющий на рваной подстилке брошенной прямо на каменный пол, Веник вдруг услышал топот тысячи ног. Он в ужасе вскочил, но топот тут же утонул в грозовом безумии. Тогда, приложив ухо к камню, Веник понял, что страшным топотом отдались в его сердце торопливые шаги одного единственного путника.

Это была женщина. Грязная и растрепанная, изможденная лицом и руками, но с маленьким свертком, в котором что-то пищало и ворочалось. Этот сверток придавал ей всей странное, слегка сумасшедшее, но одухотворенное выражение.

«Всего лишь женщина с ребенком, — раздраженно подумал Веник. — Видно ребенок болен и она пришла к святому, дабы он излечил его. Видно, ужасной была болезнь, если наставник, охраняющий вход к храму, разрешил ей идти ночью в келью святого».

Веник жестом успокоил женщину, готовую попятиться, и попросил показать мальца. Что ж, такова жизнь в монастыре. Будь ты хоть трижды святой — живешь ты здесь затем, чтобы стать опорой надрывающегося в миру соседа.

Внешне ребенок был крепок и упитан, только странной пустоты взгляд насторожил Веника. Он зажег лучинку и проследил за зрачками — нет, со зрением всё в порядке… Что же за недуг заставляет его так тупо и безрадостно смотреть на мир.

— Да улыбается ли он у тебя? — спросил Вениамин у женщины, всхлипывающей и вытирающей лицо грязным рукавом.

— Когда ест, больше ничего…