Путями Авеля [заметки]
1
J. — P. Vernant Les origines de la pensee grecque P., PUF, 1969, p.99.
2
См. классическое исследование, разбирающее рождение афинской демократии в ходе реформ Клисфена: P. Leveque, P. Vidal — Naquet Clisthene LAthenient P., 1964.
3
Более подробно интерпретацию данной главы книги Бытия см. в замечательной книге: J. Eisenberg, A. Abecassis Moi, gardien de mon frere? P., A. Michel, 1980.
4
Именно так толкует номос — через «брать» и «именовать» — К. Шмитт в своей книге «Номос земли», в ряде статей 50‑х годов и в «Теории партизана».
5
См. прекрасное сопоставление этих двух стратегий в чрезвычайно глубокой и содержатель ной книге S. Trigano. Philosophie de la Loi, P., Serf, 1991, pp.210–219 («La cite a la port»).
6
там же, с. 209.
7
см. там же, с. 216.
8
Подробно значение Иерусалима как города в перспективе иудео — христианского мессианизма рассмотрено в кн.: J. Ellul. Sans feu ni lieu. Signification biblique de la Grande Ville. P., Gallimard, 1975. Эта книга вообще является прекрасным введением в библейскую «теологию города». Для обзора точек зрения и разных способов обдумывания теологии города полезна, на мой взгляд, не очень глубокая, но систематичная книга: J-B Racine. La ville entre Dieu et les hommes Geneve, PBU, 1993.
9
Карл Шмитт выводил сущностную разницу двух способов понимания политики в Европе именно из двух способов понимания мессианизма. Для евреев, по его мнению, Иерусалим, в котором состоится конечное торжество праведников, расположен в посюстороннем пространстве, имманентном человеческому присутствию. Тогда как для христиан торжество праведников трансцендентно царству мира сего, что и подчеркивается спуском Нового Иерусалима с небес. В результате все попытки устройства мира по человеческому разумению и само представление о политике как десакрализованном пространстве абстрактных ценностей, пустом пространстве формального права он выводил из еврейского понимания мессианизма (противопоставляя ему католическое, в котором Rex выше чем Lex, и в котором теологическое не дает праву замкнуться в пустоте либерального понимания ценностей). Думаю, из вышеизложенного ясно, что на евреев Шмитт в силу антисемитизма перенес полисно — изономическое представление о политике.
10
Подробней различие хронополитического и геополитического цивилизационных проек тов обсуждено в моей статье «Развивая Тамерлана» — в ж.: «Отечественные Записки», 2002, 6, раздел «Геополитика».
11
A. Kopp Changer la vie, changer la ville. De la vie nouvelle aux probtames urbains U. R.S. S. 19171932 P., 10/18, 1975
12
Именно таким образом толкует специфику Европы в отличие от остального мира М. Вебер.
13
С. Аверинцев. Поэтика ранневизантийской литературы. М., «Coda»,1997, с. 17–18.
14
И то, что такая интуиция возникает если не до, то одновременно с принятием/призва нием христианства — свидетельствует о том, что «пространство предвместимости» для проекта третьего Рима начинает формироваться вне прямой зависимости с христианством, как номос, отвечающий сложной конфигурации этносов и ландшафтов того, что позже станет «Россией».
15
Я опущу, для простоты, третий (или четвертый?) проект, западнорусский. Для становле ния третьего Рима он играл такую же роль «упущенной возможности», как и новгородская республика.
16
Таинственный «кахетон» — держатель, о котором говорит апостол Павел (2 Фесс, 2,6) как об удерживающем мир на пороге между Христом и Антихристом, на пороге Апокалипсиса, становится особенно понятен, когда мы обдумываем опричную природу российской власти с точки зрения диспозитива Третьего Рима. Ср. размышление Шмитта о Ка- хетоне в его «Глоссариуме» (Glossarium, Aufzeichnungen der Jahre 1947–1951, Berlin, 1991 S. 63(19.12.1947).)
17
Или наоборот — Россия не находится «на этом свете». Кто как предпочитает видеть — в прямой или в обратной перспективе. Это и есть исток разделения на «русофилов» и «западников». В любом случае эти два мира гетерономны друг другу, не связаны единым номосом, но одному из них делегированы функции божественного, а другому — профанного присутствия. На небе либо Европа, либо Россия. См. недавнюю статью в русском журнале Ю. Солозубов «Русские на том свете» (), а также статью Б. Парамонова «Русский человек как еврей», опубликованную в Независимой Газете в № 36 от 23 марта 1991 г. ()
18
см. мою статью «Развивая Тамерлана» вжурн. «Отечественные записки», 2002, 6, особен но главки «Внутренняя Монголия» и «хронополитический ландшафт». Важную тему кочевого начала в российском номосе и его представленность через кочевой лагерь в русском городском диспозитиве я вынужден опустить, чтобы не перегружать и без того трудную для восприятия и весьма пространную статью.
19
Экспонирование системы «собственных мест» локального размещения «общему месту»
Urbis — окну в мир профанной изономии — и создает в системе сакральной изономии то- пос «Россия». Огрубляя суть дела, можно это сформулировать так: глядя на созданное в Петербурге «окно в Европу», всякий не локализуемый, номадический взгляд обнаруживает свой локус, свое место в пространстве, противоположном тому, что он потенциально может увидеть в «окне», он получает свое место в некоторой иерархии, задаваемой тем, как он взглянул на «место мест», общее столичное (центральное) место для всех возможных «взглядов». Эта иерархия — сакральная хотя бы в силу своей противоположности профанной изономии того, что «по ту сторону» окна — и является системой «сакральной изономии» «священной империи российской нации». Опять — таки, сама иерархия устроена «горизонтально»: сакральная система устроена согласно «близости» к «окну», хотя и не смысле «метрическом», а в смысле трансцендентном: Хабаровск или Севастополь «выше» в этой иерархии (т. е. ближе и «экспонированней» «общему месту»), чем какой — нибудь Саратов.
20
Подробней см. Carl Schmitt Der Nomos der Erde im Volkerrecht des Jus Publicum Euro paeum, Cologne, Greven Verlag, 1950, особенно раздел II
21
Описание этой «гладкости» см. в кн.: P. Virilio Vitesse et politique. Essai de dromologie P.,Galilee, 1977, особенно гл.1 второй части, вводящую концепт fleet in being (pp.45–56). См. также Deleuze G., Guattari F, Mille plateaux, P., ed. Minuit, 1980, pp. 446–464. Из этой книги, собственно, я и почерпнул оппозицию гладкое/бороздчатое.
22
Как и описывает не без восхищения ленинскую стратегию К. Шмитт в «Теории партизана».
23
«на Красной площади земля всего круглей, и скат ее нечаянно раздольный» (О. Мандель штам) Обращаю внимание на это «раздольный», далее говорится, что он откидывается «вниз до рисовых полей», т. е. предполагается не просто бесконечное сакральное изоно- мизирующее простирание (освобождение «невольников»), но и вводится чрезвычайно изящное решение для иерархизации горизонтального простирания: оно иерархизиру- ется естественной кривизной при избрании абсолютной точки отсчета для таковой (Красной площади, где «всего добровольней» скат земли).
24
Здесь нет возможности более подробно описывать топологию Храма в его советском ва рианте. Конечно, святая святых недоступна для входа — это кабинет самого басилевса. Но здесь есть много нюансов, обсуждение которых оставим до другого случая. Мумия также может рассматриваться как абсолютно сокрытое, недоступное для взора, т. е. как «святое святых». Об этом смотри подробней в кн.: V. Todorov Red square, black square». Organon for revolutionary imagination, St.un. of NY press, 1995, особенно pp.125-148
25
Это «страшное напряжение» — или остро и проблемно переживаемое сегодня «чувство Ро дины» — имеет непосредственное отношение к процедуре сознания и удостоверения очевидности в мире сакральной изономии. Кочевники устраивают свою связь с «родной землей» через складку между малой и большой Родиной. Место рождения — Малая Родина. Точное определение ее в категориях картографии, как правило, невозможно и неважно кочевнику. Мера ощущения малой Родины — дистанция удаления от нее, от территорий, по которым кочует издавна данный род. Дистанция эта — Большая Родина, определяемая как количество переходов, отделяющих от малой Родины, на которые распространена возможность кочевья данного рода. Легко понять, что чувство Родины у кочевника — дифференциал приближения к воображаемой бесконечно малой точке рождения. Сама малая Родина существует только через переживание удаленности от нее, она не фиксируема «локализацией на местности». Масштабы большой Родины обеспечивают интенсивность чувства малой Родины. Так американцы ощущают свои ирландские корни. Надо думать, так и монголы Золотой Орды ощущали свою малую степную Родину. Мне представляется, что именно этот дифференциал соответствует тому, что является когитальным уравнением сознания у оседло — городского новоевропейского человека. Этот аппарат дифференциального самоудостоверения идентичности размещающает индивида в опричности по отношению к любой категориальной генерализации и работает скорее через экспонирование сингулярного системе «общих мест». «Сами мы не местные» — так бы обозначил я эту систему экспонирования единичного общему. Не трансцендентальное единство апперцепции, но чувство — не — из — чего-неизблеванности составляет стержень для синтеза актов восприятия. Индивид в этой топологии размещается именно там, где Кант размещает «вещь в себе», и трансгрессивная процедура помысли- вания от бесконечного к конечному (которую уместней назвать экспонированием) — исходный акт «сознания». «Малая Родина» — бесконечная вещь в себе, абсолютно внешнее всякой мысли как изономическому упорядочиванию вопрошания о бытии, и экспонирование этого абсолютно — внешнего системе «общих мест», «Большой Родине», состоящей из черпаемых через окно в Европу знаков профанной изономической идеологии, эйдо- сов/идей — и составляет основание «натурфилософии», создающей пространство пред- вместимости для помысливания номоса сакральной изономии.
26
Эта топологическая процедура «выворачивания на изнанку», приводящая к мебиусной организации пространства (эту проблему мы не будем здесь обсуждать, чтобы упростить описание соединения номоса и городского диспозитива) очень интересно обсуждается А. Толстым в «Буратино».
Повесть “Первая любовь” Тургенева — вероятно, наиболее любимое из его собственных сочинений — произведение достаточно странное. Достаточно напомнить, что оно было почти единодушно критиками разных направлений сочтено “неприличным”, оскорбляющим основы общественной морали. И не только в России, но и во Франции, так что для французского издания Тургеневу даже пришлось дописать полторы страницы текста, выдержанного в лучших традициях советского политического морализаторства 30-х годов (мол, что только испорченность старыми временами могла породить таких персонажей, тогда как сегодня…)Данная статья написана на основе доклада, прочитанного в марте 2000 год в г. Фрибурге (Швейцария) на коллоквиуме “Субъективность как приём”.
Данное интересное обсуждение развивается экстатически. Начав с проблемы кризиса славистики, дискуссия плавно спланировала на обсуждение академического дискурса в гуманитарном знании, затем перебросилась к сюжету о Судьбах России и окончилась темой почтения к предкам (этакий неожиданный китайский конец, видимо, — провидческое будущее русского вопроса). Кажется, что связанность замещена пафосом, особенно явным в репликах А. Иванова. Однако, в развитии обсуждения есть своя собственная экстатическая когерентность, которую интересно выявить.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.