Пути зла - [22]

Из-под двери запасного выхода пробивается белая полоска света. Значит, на улице солнце. Я на последней ступеньке. Повсюду царит мертвая тишина: никто не пользуется лестницей, если можно спуститься на лифте.

Мальчик приближался. В тусклом свете неясно вырисовывались очертания его фигуры. Хочу, чтобы он присоединился ко мне поскорее. Но неожиданно все во мне восстает против этого.

Джонни останавливается, не доходя до верхней площадки, замирает. Лица его не видно. Мы не разговариваем.

В глубине моей души зарождается ненависть. Мне нужно господствовать. Я – личность активная. Он должен мне подчиняться. Но по натуре он – бунтарь. Сообразительный. И по-моему, догадывается, о чем я думаю.

Время бежит. Скоро эта женщина начнет его искать. Я должен воспользоваться случаем. Но у меня возникла проблема. Мочевой пузырь переполнен. На нервной почве, наверное.

Одному из нас надо прервать молчание.

– Я думал, здесь туалет, – говорит Джонни самым обыденным тоном.

Но голос выдает его. Выражение лица подсказывает, что у него такая же проблема. Секунды летят. Риск велик. Я иду на него. Поворачиваюсь лицом к двери, расстегиваю «молнию». Если сейчас откроется дверь и войдет коп, мне пока еще не грозит опасность. Я еще не преступил закона.

Услышав шум струи, Джонни хохочет. В его голосе какая-то бесхитростная радость. Он бунтарь, но неопытный. (Я научу его.) Джонни бесшумно поднимается на несколько ступенек и встает рядом со мной. От неожиданности я чуть не теряю равновесие.

Он проворно расстегивает «молнию». Теперь две струи омывают дверь.

Он направляет свою струю так, чтобы она смешалась с моей. Это он так сделал, не я. Для понимания будущих событий важно отметить этот акт: первый шаг сделал он.

Оглядываюсь. На лестнице ни души. Ни одного звука не доносится снизу. Мальчик смотрит на меня, ухмыляясь. Мои губы также расплываются в улыбке.

Наклоняюсь к нему, моему близнецу…

Внизу хлопает дверь. «Джонни! Джонни!» – зовет Николь.

Нам повезло: она не успела нам помешать установить взаимопонимание.

– Джонни, ты слышишь меня? Ответь мне! Где ты? – слышалось снизу.

Быстренько приводим себя в порядок. Но пахнет мочой. И если эта женщина поднимется сюда, мне крышка. Что сделает Джонни? Прижимаю палец к губам, и он кивает в ответ.

– До скорого, – шепчет он, – увидимся!

И уходит. Его шагов почти не слышно, а меня охватывает слабость. Приходится прислониться к двери, чтобы не упасть. Я слышу, как возобновляется гражданская война в семействе Андерсонов: она обвиняет Джонни, говорит, что он – эгоистичный сопляк. Джонни в свою очередь обвиняет ее в глупости. Наконец хлопают двери. Воцаряется тишина.

Было только пять часов, но Майк Андресон уже пропустил стаканчик мартини с водкой. Стоя у большого окна на нижнем этаже и обдумывая, не выпить ли еще, он поглядел на часы.

– Когда эта психиаторша обещала прийти? – проворчал он. (Для Джонни, который пытался углубиться в книгу Роальда Дала, это прозвучало скорее как «проклятая психиаторша».)

– В пять, – ответила Николь, перелистывая свой журнал. – Доктор Цзян обещала прийти к пяти.

– Зачем ей понадобилось приезжать сюда? – последовал еще один вопрос.

– Чтобы понаблюдать за Джонни в домашней обстановке. Посмотреть, нуждается ли он в домашнем лечении, или полезнее проводить с ним сеансы с глазу на глаз.

– Семейное лечение? – Майк разозлился. – Ты хочешь сказать, что, по ее мнению, нам тоже нужно лечиться?

– Она не говорила ничего подобного, дорогой.

Джонни пытался сосредоточиться, но вполуха продолжал прислушиваться к их разговору. Он не хотел, чтобы его драгоценная мачеха рассказала о скандале у «Брунсекки энд Оу». В дверь позвонили.

Николь с Майком вышли в прихожую. До Джонни донесся набор привычных приветствий, любезностей, смех. В животе у мальчика противно забурчало. Он терпеть не мог знакомиться с новыми людьми, а Диана Цзян все еще оставалась новой фигурой в его окружении.

«Стоит ли рассказывать вам о событии в магазине, Диана Цзян? – задал он себе вопрос. – Мне кажется, что надо. Это важное событие. Но в то же время оно касается только меня. Не хочу, еще не готов делиться ни с кем».

– Так откуда вы родом, Диана? – расспрашивал Майк, провожая ее в гостиную и предлагая присесть.

– Я выросла в Сиэтле… Спасибо.

Джонни внимательно посмотрел на Диану: «Неужели Майк Андерсон действительно хотел узнать об этом?» Скорее всего, ей просто вежливо давали понять: «Вы, мол, иностранка, и, прежде чем подпустить вас к своему ребенку, я хотел бы кое-что выяснить».

– Извините, – продолжал Майк, – вы так молодо выглядите, просто не верится, что у вас уже есть ученая степень.

Диана рассмеялась так искренне, как будто услышала очень смешную шутку.

– Благодарю вас, сэр, – сказала она. – Это самое приятное, что мне довелось слышать в последнее время. – Отвернувшись от Майка, она улыбнулась Николь.

– Переезд утомителен, правда? Я переезжала в своей жизни трижды и каждый раз после этого в течение семи лет расставляла и раскладывала все по местам.

Все, кроме Майка Андерсона, рассмеялись.

– У вас такой очаровательный сад, – заметила Диана, поглядев в окно. – Вы сами косите траву? Лужайка ведь на склоне, и это, должно быть, нелегко.