Пути и судьбы - [7]

Появилась она у нас в деревне зимой сорок второго года. Я хорошо помню, как она пришла, хотя с тех пор минуло уже более двадцати лет. Мы, ребятишки, стояли тогда на школьном крыльце и смотрели в поле. Там что-то медленно передвигалось. То ли какой-то белый зверь, то ли большой ком снега.

Время было смутное, тревожное. Мы закрыли дверь, накинули изнутри большой крючок и стали смотреть в щелку. Морозило. Мела поземка. А «оно», просвечивая сквозь мутновато-белую метельную дымку, все подвигалось и подвигалось к школе. Временами «оно» припадало к земле, сливалось со снегом и исчезало, но вскоре снова начинало двигаться с каким-то поразительным упорством.

Наконец «оно» взобралось на крыльцо и застучало в дверь. Мы услышали за дверью кашель, тяжелое дыхание и разбежались по углам, попрятались за парты. Как раз в тот день разнесся слух, будто в деревне появился дезертир. И всем уже казалось, что этот самый дезертир сейчас ворвется к нам. Не растерялась только наша сторожиха Кланя Сокольчук.

— Шо там? — крикнула она слегка дрожащим голосом. Сокольчук была эвакуирована из Миргорода и немножко задавалась перед нами, потому что про этот Миргород писал сам Гоголь. А в общем сторожиха Кланя была девушка хорошая.

— Ну шо молчишь, як мертвый? — снова крикнула она. — Треба отвечать, колы спрашивають!

— Пожалуйста, откройте, — донесся из-за двери глухой и сиплый от мороза голос, и трудно было разобрать, мужчина это говорит или женщина, а может быть, старик или старуха.

Как только Кланя открыла дверь, через порог перекачнулось что-то вроде снежной бабы. И сразу же эта странная снегурка начала валиться на бок. Не поддержи ее Кланя Сокольчук, она ударилась бы об пол и, наверное, рассыпалась.

«Баба» не упала, не рассыпалась, но снег на ней стал быстро таять, и все мы увидели, что это молодая женщина, одетая красиво, по-городскому, но как-то не по-зимнему. Сторожиха Кланя усадила ее на край какой-то парты и, охая, как будто ей самой было очень больно, принялась оттирать концом шарфа уши, щеки и нос пришедшей.

А та молчала. От усталости и холода она не могла даже говорить. Подивившись, как это горожанка не замерзла где-нибудь в дороге, Кланя велела нам наколоть дров и растопить все три печки. Когда мы пришли с дровами, сторожиха вся так и сияла.

— Бачите, хлопчики, це — ваша новая учителька.

Сторожиха Кланя радовалась, что наконец-то мы будем по-настоящему учиться. А сами мы не слишком радовались. Кое-кто даже, наоборот, был явно недоволен. Да, мы привыкли уже учиться кое-как. Учителя менялись чуть не каждый месяц. Пришлют какого-нибудь парня, а его сейчас же заберут на фронт. Да и девчата подолгу не задерживались, потому что их в то время тоже брали на войну.

Под конец прислали какого-то тихонького старичка, но он оказался горьким пьяницей. В школе было три класса. Старичок делил нас на старших, средних и младших. Но мы все были почти одного возраста и почти все учились очень плохо. В нашей школе старичок работал временно, до нового учителя. И потому он не обременял науками ни нас, ни самого себя. Он имел привычку засыпать среди уроков и громко всхрапывать. Мы презирали его за это еще больше, чем за пристрастие к спиртному, и называли Храпуном. В классе между партами мы играли в войну, гоняли деревянный шар, а старичок охотно соглашался быть нашим судьей. Мы гоняли шар до тех пор, пока сторожиха Кланя не выгоняла нас вместе с нашим учителем.

В тот день старичок в школу не явился — загулял. Мы уже досыта наигрались в свой хоккей и стали было расходиться, но тут как раз объявилась новая учительница.

На другой день мы, как и прежде, явились в школу без учебников. Мы думали, что погоняем немножко шарик — и по домам. Но до чего же все мы удивились, когда в дверях нас встретила уже знакомая учительница.

— Быстренько несите свои книги, — сказала она. — Ученье — тот же фронт, а на фронте, сами понимаете, не может быть легко.

Когда мы принесли сумки и расселись по местам, она заставила нас снять шапки и раздеться. В классе было холодновато, и мы посматривали на учительницу недружелюбно: что, мол, она еще придумает?

— Встаньте, дети! — сказала она негромко и как будто бы не строго и в то же время так требовательно, что мы встали все до одного. — Так. Очень хорошо. Теперь садитесь и запомните раз и навсегда, что сидеть в пальто и шапках в помещении не принято, а учителя всегда приветствуют вставанием.

Но мы стояли, оцепенев. Мы стояли и глядели на нашу новую учительницу. Таких у нас еще никогда не было. На ней был черный шерстяной жакет, лаковые туфли, белый воротничок и галстук. Особенно странным казался галстук. У нас не носили галстуков даже мужчины. И еще казалось странным, что в ее волнистых темных волосах как будто снег остался.

— Итак, ребята, начнем учиться, — сказала она, когда мы, наконец, сели. — Но прежде давайте познакомимся. Я приехала к вам из Ленинграда.

— Из Ленинграда — это здорово! — загомонили мы. — Расскажите нам про Ленинград.

— Ну что же, придется рассказать, — согласилась учительница. — Только сначала вы мне расскажите, что знаете про город Ленина.