Пути и перепутья - [26]

— Бессмертные служили народу? Открыто? — Джо спросил с трепетом, начиная верить Митосу вопреки самому себе.

— Да. Община предоставляла нам основные потребности — еду, одежду, жилье — как задаток. Часто или редко, легко или трудно мы выполняли свою работу — вознаграждение оставалось неизменным, потому что они не могли предсказать очередной кризис или угадать заранее, кто из Бессмертных окажется поблизости. Если мы хотели большего, то должны были выполнять обычную работу, как все остальные.

— Бессмертные имели должности в руководстве?

Митос ответил ему долгим взглядом.

— Беспокоит, что Бессмертные правили смертными, Джо? Нет. Мы не возглавляли, потому что мы не могли иметь детей.

Джо нахмурился и сказал:

— Бессмертным обычно не нужны наследники.

— Не имеет значения, все руководящие должности требовали наследования по кровной линии. Такой обычай. Я не думаю, что кому-либо пришел бы в голову иной способ.

— Похоже, вы хорошо жили. Не скрываясь, ценимые за то, кто вы есть, немного боев с другими Бессмертными, забредшими сюда, я полагаю… так, почему ты выглядишь таким мрачным? — спросил Джо.

Митос колебался, прежде чем сказать:

— Нам больше не разрешали уходить. Так было не всегда. В качестве первой реакции на кризис была вежливая просьба сообщать им, если мы отправлялись в другие земли. Позже правители изменили законы. Внезапно для путешествия за пределы долины потребовалось разрешение правителей… которое предоставлялось все реже и реже, затем запретили вообще. Те, кто пытался уйти, так или иначе были наказаны.

— Я слышу «включая меня».

— Да, — подтвердил Митос. — Только я не убежал достаточно далеко, и они вернули меня обратно… в цепях.

Воспоминания где-то между 2800–2500 годами до н. э.

Митос проснулся от того, что слишком много света внезапно пробилось через ткань крыши. Поскольку солнечный свет не проникал так глубоко в пещеру, Носильщики Света заменяли его искусственным и делали это, по его мнению, со слишком большим рвением. Основная часть населения выходила из пещеры ежедневно, но они, похоже, не понимали, что рассвет был постепенным процессом неуклонного возрастания света. Не эта едва ли не мгновенная перемена от почти тьмы, когда мерцает одна тусклая лампа через улицу, до уже яркого света после того, как работники зажгли остальные фонари.

Он предположил, что было бы слишком — просить их подождать немного, прежде чем зажигать каждый следующий светильник. Но не соревновались ли они, кто может сделать это быстрее? И когда они бежали по то поднимающимся, то опускающимся извилистым проходам, просто удивительно, что не сбивали друг друга с ног, спотыкаясь на поворотах.

Он бы предпочел спать подольше и там, где не приходится прятать голову под подушку, чтобы избегнуть света. Решив, что лучше встать как можно раньше и разминуться с толпой, Митос начал свой обычный день. Он скатал постельные принадлежности, поднял их с напольных подушек и положил в нишу в скале. Был бы он побогаче, мог бы себе позволить подушки в комнате только для сна. Так раньше и было, теперь же эти подушки были единственными, и он должен использовать их и для сна, и для сиденья.

Он взял свой ночной горшок и комплект чистой одежды, прихватил обувь, вместо того, чтобы надеть ее, и, ступая босиком по холодному камню, вышел из своего жилища в одну комнату. В нем не было окон, только тканевый потолок, не для того, чтобы к нему не заглянули, но больше от камней. В отличие от беднейших жителей, у него в доме, по крайней мере, была деревянная дверь. Не за тем, чтобы не пустить тех, кто пожелает проникнуть в дом, но она лучше защищала его частную жизнь, чем занавесь в дверном проеме. Воровство было редкостью, поскольку на все ценные личные вещи наносили имя владельца, и для удаления метки обычно требовалось повредить вещь. Но у него была гораздо более простая причина не беспокоиться о том, что кто-то тронет его имущество.

Митос больше не владел ничем, что стоило бы красть.

Когда он бежал из пещеры, то взял только то, что мог унести, поэтому старейшины города решили, что он не заслуживает чего-либо из своего оставленного имущества. Ему не вернули его старый дом. Они заявили, что если он довольствовался жизнью в бедности, пока путешествовал по другим землям, то обойдется скромным существованием и здесь. Не беда, что жизнь в пути не такая, как жизнь в доме, и что со временем он мог бы хорошо обустроиться в новом городе. Они предложили ему выбор: принять жилище из одной каморки в беднейшем районе или остаться в тюрьме.

Быстро спустившись по узкому проходу и едва не задев головой низко нависавший выступ каменного свода с нарисованным на нем изображением рыбы, он вошел в средних размеров зал с единственной извилистой тропой через него. Он оставил свой горшок у прачечной. Пройдя дальше грубо вытесанной лестницей, ведущей в баню, он обрадовался, что пришел первым и не нужно мириться с бездумной болтовней или хуже — словесными оскорблениями. К сожалению, служитель все же пришел, чтобы добавить воды из горячего источника. Быстро вымывшись в теплой ванне и одевшись в дневную одежду, он постирал свою грязную одежду и вымыл горшок. В лучших кварталах можно было бы оставить белье и горшок в своем доме. Наилучшие дома имели частные туалеты и банные удобства.