Пути и перепутья - [136]

Барон помнил имя, и убить его собственными руками демоница не могла. Но пусть попробует объяснить это рассвирепевшему коню или лопнувшей подпруге. Каждому дорожному камню. Мосту и реке. Блуждающему болоту.

Его милость барон де Бельвейзиг не сможет просидеть дома всю оставшуюся жизнь.

Узел. Загнувшийся угол дорожки. Верный Густав упадет вместе со свечой. Пламя быстро взберется по занавескам, перекинется на ковры, жадно оближет дубовый стол, на котором хранится колдовской фолиант.

Узел. Рассохшаяся доска лопнет под тяжелым сапогом. Узел. Натертая лестница выскользнет из-под ног.

Узел. Узел. Узел.

На плечах нечисти мирно висела теплая серая шаль.

Wyrd Sister Дорога в туман

Я бы предпочла быть где угодно, но не здесь. Я не сильна в принятии решений. С удовольствием уткнулась бы в книгу, но вместо этого стою на скользком берегу и щурюсь в туман, ползущий с реки. Трава под ногами, как слипшиеся от пота волосы. Силуэты деревьев на том берегу реки не различить — я близорука с детства. Это касается и Видения. Каждую минуту боюсь пропустить то, что должна увидеть. То, что никто, кроме меня, увидеть не способен.

Одной рукой я сжимаю ладонь Рове, а другой — опираюсь на посох. Цилла стоит поодаль — руки сложены на груди, на поясе ржавый меч. С того дня, как разлилась река, на ее счету уже дюжина немертвых. Даже не верится, что ей всего тринадцать лет. Я беспомощно оглядываюсь на тех, кого привела с собой, тех, кого собираюсь увести в новую жизнь: на тридцатилетнего деревенского дурачка и хмурую девочку-подростка. Хороша же из меня провидица.

Я слишком поздно поняла, что происходит. Слишком поздно ― вот девиз моей жизни. Как и все, я верила, вернее ― хотела верить, что нам нечего бояться у реки. Ее вода исцеляла болезни и помогала ранам затягиваться, а сети каждое утро наполнялись богатым уловом. А еще ее течение приносило к берегу диковинные вещи: разбухшие от воды книги, в которых я понимала через слово, обломки невиданного здесь дерева, черепки глиняной посуды, расписанные незнакомым узором. А однажды, год назад, после весенних дождей, река небывало разлилась и принесла сотни немертвых. Сотни шевелящихся тел, лишенных души. Должно быть, воды подмыли старое кладбище выше по течению.

И тогда — слишком поздно — я увидела: нам было чего бояться. Я увидела, как волна немертвых смыла мою деревню. Как умерли те, кто здоровался со мной при встрече и шипел вслед: «Помешанная!» Как дочка деревенского кузнеца вытерла слезы, разжала мертвые пальцы отца, все еще сжимавшие меч, и снесла голову своему первому немертвому, догрызающему ногу ее матери. А потом пришла следующая волна, и я поняла наконец, что означает «наполнять собой землю». Это то, что получается у людей лучше всего. У всех без исключения. Умирать и пополнять собой кладбища, семейные склепы и курганы.

Нам удалось уйти, но река змеилась и петляла за нами — мимо разоренных деревень, которые уже некому было разграбить. Нас было слишком мало, мы слишком устали, чтобы сжигать все попавшиеся на пути трупы — и поплатились за это, когда поднявшийся над рекой туман окутал берега. Я снова не смогла никого спасти — кроме этих двоих и охапки книг, которую я не решилась бросить.

Я предпочла бы оказаться где угодно, но не здесь. Пусть бы в том городе, где я родилась, и где мое племя нашло пристанище на несколько спокойных лет. Но я стою здесь, на берегу реки, и вглядываюсь в туман. Я все еще остаюсь провидицей, пусть меня давно считают полуслепой старой девой, помешанной на книгах. Глаза болят от напряжения, и я молю всех известных мне богов: пусть сейчас я увижу это вовремя.

Тем не менее, сначала я слышу плеск гребного колеса и только потом вижу махину, выплывающую из тумана. Цилла беспокойно озирается и хватается за рукоять меча. Рове хныкает и дергает меня за руку. Мне очень жаль, но я не могу их успокоить — я сама читала об этом только в книгах.

Туман редеет, и я вижу сигнальные огни — мутные и дрожащие шары, они становятся чуть меньше, когда я щурюсь и смаргиваю слезы. Река приходит в движение, и железная махина величественно плывет к берегу, тесня волны одна на другую. В глазах Циллы немой вопрос, и я напряженно киваю. Я еще никогда не видела кораблей, способных проплыть границу между мирами. Да и теперь — это получается у меня так себе.

На высокий берег, в одно мгновение ставший причалом, опускается трап, и я вижу силуэт того, кого мое племя всегда называло Проводником. Несколько мгновений я не могу разобрать, какого он пола, но наконец понимаю, что это женщина. Когда она подходит, я протягиваю Проводнице плату. В прежние времена наше племя приготовило бы золото и драгоценные камни, но сейчас у меня есть только окровавленная рыжая прядь от Циллы и горсть разноцветных бутылочных осколков от Рове. Завидев свои сокровища, он снова начинает хныкать, но я только стискиваю его ладонь, и он замолкает. Как ни странно, Проводница выглядит довольной: она скупо улыбается. Ее кожа покрыта морщинами и обожжена нездешним солнцем.

— Ты уверена в своем выборе, Провидица? ― спрашивает она.

О боги, конечно же, нет! Я паршиво умею выбирать. И я оглядываюсь на свое маленькое племя. Цилла смотрит исподлобья — теперь и она видит Проводницу, и не похоже, что ей это нравится. Ее рука лежит на рукояти меча. Рове напуганно всхлипывает — мое беспокойство передалось и ему. По его штанине течет дымящаяся струйка.