Пути и маски - [144]

Что, если Ар-Ларах донёс? Что, если?…

Ну уж нет, убить кого-нибудь не убьют, твёрдо сказал себе Ривэн, плутая вечером где-то в пригородах. По крайней мере, в этом можно не сомневаться. На миг ему представилась волна тёмной силы — словно щупальца, вонзившиеся в чужой мозг и покрытые терновыми шипами… Ривэн поёжился в сладком ужасе: примерно так он видел заклятие Альена над Ар-Ларахом. Насилие — но по-своему прекрасное насилие. Неужели Бадвагур не замечает этой красоты?… Камни не могут впечатлять после этого. Да что там — золото и драгоценности не впечатляют.

Лишь выбравшись на дорогу к посёлкам и рисовым полям Гюлеи, Ривэн осознал, что не срезал в толпе ни одного кошелька, хотя имел кучу возможностей. Он усмехнулся: лорд Заэру гордился бы им.

Как и отец — если бы он существовал.

Ну вот ещё… Ривэн нахмурился. Ему крайне редко приходили мысли об отце. В детстве, конечно, чаще, но не теперь. Да и кем он мог быть — какой-нибудь матрос, поразвлёкшийся с гулящей девкой в таверне неподалёку от Сини. А может, стражник, или подмастерье, или студент. Какая разница?… Вот Альен, судя по всему, не ладит с отцом — хоть тот и лорд Тоури. Это, впрочем, неудивительно: Ривэн уже не раз пытался, но не мог вообразить Альена ребёнком, беззаботно играющим мальчиком. В приюте были странные дети, вечно искавшие одиночества, читавшие сказки о древних рыцарях и драконах где-нибудь в уголке. Должно быть, он был таким же…

Ривэн сглотнул ком горечи во рту. Он обязан найти Альена, и он найдёт.

Он устало побрёл по дороге. Закат распластался по небу кровавой лужей, и даже в шаре солнца было что-то тревожное. Бледные холмы, кое-где прикрытые домиками из разноцветного камня, казались нарисованными или игрушечными. Вдали виднелись зеленеющие террасы для риса; Альен упоминал, что местная река, Гир, периодически заливает их. Сколько всё же непонятного, незнакомого в мире — или во многих мирах, если верить тем, кто утверждает такое. Как только Ривэн задумывался о подобном, ему всегда становилось не по себе. Так произошло и сейчас. Красный глаз солнца вдруг превратился в явную угрозу, а кучка мирно беседующих крестьян, возвращавшихся домой с городского базара, напомнила о переодетых людях короля.

Ривэн нервно хохотнул. И чем страшны ему люди короля? Речь ведь не о короле Абиальде… Здесь никто не знает его в лицо.

Едва он успел утешить себя, кто-то нерешительно постучал ему пальцем в спину. Ривэн резко развернулся, на всякий случай занося кулак.

И опустил его, увидев бледного, растерянного Ван-Дир-Го. Лицо раба осталось таким же слащаво-миловидным, но он был болезненно бледен и… плакал. Ривэн не знал, куда деть глаза. По щекам Ван-Дир-Го текли крупные слёзы — одна за другой; а он, видимо, не стыдился и не пытался их вытирать. Мягкий вечерний ветер не осушал их.

— Эмм… Ван-Дир-Го? — пробормотал Ривэн, смущённо оглядываясь на крестьян. У обочины одного из них встретила смуглая женщина с корзинкой, и теперь они шли рука об руку — мирное возвращение домой. — Ты идёшь в город? Что, нашёл себе новых хозяев?…

Тут он заметил, что на Ван-Дир-Го наконец появилось больше одежды, чем обычно. Наверное, он уже не раб — но это почему-то не в радость… Миншиец затряс головой и принялся взбудораженно жестикулировать. Ривэн «перевёл» только связанные руки, дорогу и солнце, к которому Ван-Дир-Го время от времени патетично обращался. «Миаль, Миаль», — повторял он, и с четвёртой попытки Ривэн вспомнил, что так на миншийском звучит «Сын Солнца»… Король.

— Ты знаешь, где он? Где Миаль? — плюнув на прежнюю неприязнь, Ривэн попытался схватить Ван-Дир-Го за руку, но тот испуганно отстранился. — Мы тоже ищем его. Может, ты знаешь, где Альен? Волшебник, Альен Тоури, — он раздельно и чётко повторил имя кого-нибудь, злорадно поджидая реакции.

Но Ван-Дир-Го не покраснел, как обычно. Он повалился коленями на желтоватую землю и зарыдал ещё сильнее — будто кого-то похоронил. А потом, зачерпнув ладонью дорожной пыли, щедро посыпал себе плечи и голову. Ривэн попятился. До него начало доходить, и в груди что-то мерзко сжалось.

— Предал… Предал… — неизвестно откуда Ван-Дир-Го взял ти'аргское слово — и богам было угодно, чтобы Ривэн тоже знал его. — Предал… Альен… Спас… А недостойный… Предал…

Бедняга не мог решить, что сделать вначале, и одной рукой бил себя в грудь, а другой изображал верёвку и узлы. Ривэн ощутил, как жаркая волна хлынула ему в грудь от шеи, а потом тысячью сверкающих шариков ударила в затылок. Он схватил Ван-Дир-Го за драпированные складки на груди и рывком поднял на ноги, как тряпичную куклу. Раб вообще-то был значительно сильнее, но не сопротивлялся.

— Так ты, червяк, рассказал, где мы остановились? Альена и Бадвагура пленили как преступников? Говори!

Раб убито кивнул, хотя вряд ли мог понять его. Ривэн встряхнул его, будто хотел вытрясти внутренности. Он всё хуже соображал от злости.

— В чём их обвиняют? В нападении на торговца? В бунте у Люв-Эйха?… Они сейчас у короля? Сен-Ти-Йи с ними? Отвечай, лживая скотина! Да он же спас тебе жизнь!..

Ван-Дир-Го кивал на каждый вопрос, и взгляд его становился всё более отсутствующим. Ривэн больше не мог сдерживаться — у него вполне в прямом смысле чесались кулаки… Всё заволоклось красным, и стало неважно, виноват ли в этом закат. Он ударил Ван-Дир-Го в челюсть, а потом — по красивому носу. Такому же красивому, как у Линтьеля… Миншиец согнулся от боли, и Ривэн добавил ногой по животу — не в полную силу, но так, чтобы тот запомнил. Слабое эхо стыда в нём заглушалось упоением мести.