Пути Господни - [19]

Блуждал человек в царстве Тьмы и вдруг увидел Свет, который ощущал интуитивно, но понять его природу не мог. А потому ещё и сегодня, состояние нашей воцерков–лённости, нашего молодого христианства больше всего напоминает времена первохристианские: с теми же сомнениями, искушениями, жаждой чудес, со стремлением стяжания Духа Святого и радости богообщения. Но как трудно всё это вместить в себя, как тяжело душе выхолощенной и хладной прикоснуться к слову Евангельскому, когда вокруг столько соблазнов. Как укрепить сердце и чем наполнить душу?

О Серафиме, Саровском Чудотворце, известно далеко за пределами России. Книги о святом, его жития, есть на всех европейских языках, в интернете можно найти фильмы о Дивеево. Множество паломников из Франции посетило это святое место. В Париже есть несколько эмигранских храмов св. Серафима, с иконой и частицами мощей Преподобного. В Бургундии, после того как несколько монашек съездило в Дивеево открылся небольшой женский православный монастырь. Сестры, чистокровные француженки и англичанки, настолько почитают батюшку Серафима, что у себя в саду воспроизвели келью Преподобного. Это трогает и умиляет до слёз, а саровча–не наверняка не догадываются, насколько велика слава и молитва их земляка. Батюшка Серафим по своему почитанию, далеко обогнал и преподобного Сергия, и святых равноапостольных князя Владимира и княгиню Ольгу…

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!»

Трудно начать рассказ о нашей поездке. Назвать её паломничеством тоже трудно. Препятствия на пути к её осуществлению были, но скорее организационные, рутинные, хотя в последние дни в Москве, уже перед началом 1998 года (хотели мы ехать в Дивеево 3 января), в предпраздничной гостевой суете, под подсказку на ухо, что трудно, сложно, никто не ждёт, да и мерещилось, что не те попутчики, как добираться по морозу, ну и прочие бытовые, уже забытые глупости.

Впервые в СССР мы приехали в 1989 году. Повеяло переменами. Мы, как и многие эмигранты, решились рискнуть. А потом уже каждые два года приезжали в Россию навестить стариков, друзей и поездить по стране. Вот и сейчас, в конце декабря мы с Никитой и сыном оказались в Москве.

В Дивеево мы задумали поехать давно — наш сын Иван уже побывал там, опередив нас на три года. Летом он попал на большой праздник к 1 августа, когда празднуется день преп. Серафима Саровского. Уже по фотографиям Ивана, где дороги и тропинки вокруг монастыря выложены цветами (подобные узоры из живых цветов я видела только в Индии), дивеевская природа и храмы, на фотографиях выглядели почти как заманка туристов… но рассказы нашего сына были лучше всех фотографий.

Ну так вот, мы купили билеты на поезд. С нами выразили желание ехать московские друзья, муж и жена А.

3 января в 22 часа мы сели в поезд на Казанском вокзале, зашли в вагон, и были несказанно удивлены: вышитые занавесочки на окнах, мягкие матрасы, чистое бельё и все прочие атрибуты так называемого СВ. Мне показалось, что у наших спутников от этого нежданного комфорта, поднялось настроение. Попили чаю и улеглись. В 5 часов утра зазвонил мой будильник, и проводница за дверью сообщила: «Подъезжаем к Арзамасу!»

Из тёпло–жаркого вагона мы сошли в темноту и снег. Народ вокруг нас куда‑то побежал стайками, поспешили за толпой и мы; оказались на вокзале. Никита упрямо стремился к кассам автобуса. Нам нужно было ещё 60 км ехать до Дивеева.

Вокруг шофёры легковых машин наперебой предлагали свои услуги, но Никитушка твердил об автобусе.

Мы уже встроились в очередь билетных касс, когда к нам подошёл последний шофёр.

— А может поедете? — как‑то почти не настойчиво спросил он.

Наши друзья были согласны ехать сразу. Никита недовольно буркнул: «Как хотите…»

Было немножко странно и почти неправдоподобно оказаться в машине иностранной марки, чистой, мягко скользящей по заснеженной в ночи спящей природе. Все мы молчали, а для меня было страшно услышать первые слова нашего водителя; про себя я умоляла, лишь бы он молчал, потому как слова, должны были оказаться противными, глупыми, с комментариями, о которых и не хотелось думать, с ненужными в эти полтора часа разговорами, с расспросами, ну и всё остальное, что обычно объединяет людей случайных в таком месте и при таких обстоятельствах. Но наш шофёр долго молчал, потом заговорил, и после дву–трёх фраз мы поняли, что это нам подарок. Он говорил умно и обо всем сразу, как бывает только о русских — и о земле, которую нужно продавать и покупать, ругал Ельцина, Ленина и коммунистов, рассказывал интересно о себе, жене и дочери, с болью делился об арзамасских безобразиях, о разрушении церквей и поругании большевиками святых мест. Как всегда, не обошёлся он и без рассказов о чудесах, происшедших с ним самим. Через 20 минут весело бежавшая машина встала в ночи и метели. Наш шофёр недовольно вышел. Открыл капот, чего‑то там ковырнул, вернулся за руль.

— Плохо дело, видимо дальше не поедем, не проверил я аккумулятор, заменил на новый, поставил от другой машины.

Мы приуныли ужасно. На всякий случай шофёр повернул два–три раза ключ стартёра — мотор зашелестел, набрал обороты и мы вдруг поехали. На десятую минуту мы уже почти летели над асфальтом. Наша подруга, сидевшая рядом с водителем, тихонько подстанывала и уговаривала ехать потише.