Пути-дороги - [16]

И совсем по–молодому повернулся к жене:

— Принимай, Николаевна, дочку.

Василиса Николаевна, плача и смеясь, обняла Марину.

Андрей незаметно выскользнул во двор…

Гриниха сидела в кухне, разложив перед собой карты. В сенях раздался шорох, и в кухню вошел Андрей. Гриниха, подняв голову, с испугом посмотрела на него, смешивая колоду.

— Здравствуйте, Агафья Власовна!

Сняв папаху, Андрей уселся на лавку.

— Здравствуй, Андрей. Слыхала я, что ты вернулся. Василий сказывал.

Глядя на осунувшееся лицо Гринихи, Андрей с удовлетворением почувствовал, что та робость, которую всегда внушала ему эта женщина, исчезла.

Он спросил, улыбаясь:

— На меня гадали?

Гриниха окинула его злым взглядом:

— На дочку, что ты сгубил.

— Я? А мне сдается, что вы ее сгубить хотели.

Андрей смело взглянул Гринихе в глаза.

— Это чем же, бисова душа, я ее загубила? Тем, что добра ей хотела?

Андрей вскочил с лавки:

— За добро бутовское продать ее хотели? Да только не будет этого! За Бута она все одно не пойдет!

— А вот и пойдет. Она мне уже и согласие дала.

Андрей опешил:

— Грех брехать–то, Власовна!

— А вот и не брешу. Вчера на хуторе была. Николай с фронта вскорости приедет, зараз и свадьбу гулять будем.

Андрей, подойдя к ней вплотную, спокойно проговорил:

— Вот что, Власовна. Вашего Николая загнали в Персию, а Марину я сегодня видел. Выйдет она за меня, а не за Бута. Поняли?

Глаза Гринихи зло шарили по кухне. Метнувшись в угол, она схватила деревянную лопату:

— Геть с моей хаты! Слышишь? Геть зараз же!

Андрей, схватив папаху, попятился к двери. С лопатой

в руках наступала на него разъяренная Гриниха.

Выскочив во двор, он схватил толстую палку, валявшуюся у крыльца, и припер ею дверь.

С огорода за ним с любопытством смотрели Миля и Анка.

— Миля! Как только я с проулка выйду, отворишь дверь! — крикнул Андрей, направляясь к калитке.

По дороге Андрей ругал себя за свой необдуманный поступок. Он знал, что Гриниха устроит скандал и даже может забрать к себе Марину. Тогда их свадьба расстроится, а тем временем, возможно, приедет в отпуск Николай Бут… Он готов был уже повернуть назад, чтобы попытаться как–нибудь умилостивить Гриниху. Но мысль о том, что она хотела насильно выдать Марину за ненавистного ему Бута, увеличила неприязнь к этой женщине. «Пускай старая карга побесится, а Марину я ей все–таки не отдам. В случае, ежели она к атаману побежит жаловаться, Василий Маринку к тетке, в Деревянковскую, отвезет».

Придя домой, Андрей застал всю семью за ужином. Он сел к столу рядом с Василием, взял ложку, зачерпнул из миски борща и, посмотрев исподлобья на отца, буркнул:

— Был у Гринихи.

Василиса Николаевна всплеснула руками:

— Как же ты сам–то, сынок? Да говори, что она тебе сказала?

Марина усмехнулась:

— Его мать побила, вот он и молчит.

Андрей положил ложку:

— Два раза лопатой ударила за то, что я про Бута ей напомнил. Теперь, должно, побежит жаловаться к атаману.

Григорий Петрович укоризненно покачал головой:

— Всегда ты, Андрей, прежде языком работаешь, а потом головой.

Андрей виновато опустил голову.

На семейном совете было решено отправить пока Марину к ее тетке, а к Гринихе идти Григорию Петровичу. С тем и легли спать.

Утром прискакал от атамана нарочный и передал Андрею приказ явиться в станичное правление.

… Подходя к базарной площади, Андрей увидел почтальона деда Черенка. Тот замахал ему рукой:

— Погоди, Андрей, тебе телеграмма.

Удивленный Андрей нерешительно взял из рук Черенка протянутую ему бумажку.

— Расписывайся скорей! — торопливо совал Черенок Андрею огрызок карандаша…

Семен Лукич гневно ходил по кабинету, пыхтя трубкой. В углу сидел Волобуй. Рыжая борода его топорщилась просяным веником. Заплывшие маленькие глазки смотрели зло и выжидающе.

— Я ему покажу, мерзавцу, как честных казаков шашкой рубать, да еще за горло давить!.. — никак не мог успокоиться атаман.

— Это разве казак, Семен Лукич? Это прямо разбойник! «Я тебе, кажет, все кишки выпущу!»

В комнату вошел в сопровождении писаря Андрей. Увидев в углу Волобуя, он понял, зачем его вызывал атаман.

Семен Лукич подошел вплотную к Андрею.

Андрей невольно отвернулся: от атамана несло винным перегаром.

— Ты что отворачиваешься, сукин сын? Ты знаешь, что за такие штуки, — атаман мотнул головой в сторону Волобуя, — я тебя зараз в холодную отправлю!

Андрей, встретившись с торжествующим взглядом Волобуя, выпрямился.

— Я вам, господин атаман, не сукин сын, а старший урядник Второго Запорожского полка. — И, доставая из кармана телеграмму, подал ее атаману.

— В холодной же мне сидеть некогда, вот читайте!

Семен Лукич, удивленно посмотрев на Андрея, взял телеграмму и передал писарю. Тот тщательно развернул ее и прочитал вслух: «Полк срочно перебрасывают тчк. Немедленно выезжай назад. Командир третьей сотни подъесаул Кравченко».

Провожать Андрея поехал Григорий Петрович. Василий был послан Богомоловым в Уманскую, а Марина осталась с заболевшей матерью Андрея.

На станции Андрей увидел Максима Сизона. Тот обеспокоенно всматривался в ожидающих поезда пассажиров, словно хотел найти среди них нужного ему человека.

Увидев Андрея, Максим, радостно улыбаясь, пошел ему навстречу: