Пути-дороги - [98]

Под вечер Домонкаш пожаловался на то, что у него сильно болит голова и ему жарко. Городские девушки тотчас же нашли градусник и, как Домонкаш ни протестовал, всунули его ему под мышку. Оказалось, что у Фери температура под сорок. Девушки дали ему какие-то таблетки и уложили его в постель. Тем временем нам было приказано собраться вместе, так как наш взвод выступал на Броды.

Отвезя Домонкаша в медчасть, мы тронулись в путь. Сделав приличный крюк, наш взвод приблизился к железнодорожной линии, которая вела в город. Вскоре послышались стрельба и артиллерийская канонада: советская артиллерия обстреливала город, истребители и бомбардировщики летали над ним.

Мы получили приказ перерезать железнодорожную линию. Сделать это нам оказалось нетрудно, так как гитлеровцы находились только в центре города и на вокзале, а охранять всю дорогу они не могли.

Мы оседлали железную дорогу, а остальные подразделения отряда захватили важные в стратегическом отношении точки вокруг города, но атаковать его не стали до тех пор, пока части Советской Армии не начали фронтального наступления на город. Пока же нужно было окружить город и не дать противнику уйти. Наутро наш взвод получил новое задание.

Обойдя город стороной, мы вышли на опушку леса. Справа от нас раскинулась огромная пашня, покрытая полустаявшим снегом. Настроение у всех было хорошее — такое бывает у студентов, когда они сдадут последний, самый трудный экзамен и с нетерпением ожидают выпускного вечера.

Вдруг из леса выехала легковая машина и помчалась, как нам показалось, прямо по пахоте. От нас до нее было довольно далеко. Мы поняли, что посреди поля проходит дорога. Спустя несколько минут из леса выехали еще несколько машин. Теперь мы заметили, что это немецкие машины. Кто-то из нас выстрелил в одну из них, но не причинил ей никакого вреда. Когда нам оставалось до шоссе метров четыреста, из леса выехала еще одна машина. Ее обстреляли трое или четверо партизан. Машина вдруг остановилась, пассажиры вышли из нее и подняли руки вверх. Мы побежали к машине, а в это время из леса выехала целая колонна машин, и среди них автобусы и грузовики с немецкими солдатами.

— Бегом, ребята! Вперед! — крикнул наш взводный.

Мы вскочили и, рассыпавшись цепью, побежали к дороге. Колонна машин остановилась позади легковушки. Гитлеровцы повыскакивали из автобусов и грузовиков и, словно по команде, хотя им ее никто не давал, подняли вверх руки.

Когда от нас до машин оставалось не более ста метров, показалась еще одна колонна машин. Мы в растерянности остановились, не зная, что делать. Растерялся и наш взводный, который за короткий срок своей службы на командирской должности еще ни разу не попадал в подобную ситуацию.

Только сейчас до нас дошло, что гитлеровцы решили, что находятся в кольце окружения.

И тут нам помог случай. В колонне отступающих немцев был один танк. Остановившись на опушке леса, он открыл по нас огонь. Этого оказалось достаточно для того, чтобы наш взводный скомандовал:

— Бегом, ребята, назад!

Мы отошли к лесу, ведя огонь на ходу. Пулеметчики прикрывали наш отход. Гитлеровцы опомнились — кто залег, кто взобрался на машины — и открыли по нас огонь. На наше счастье, их в тот момент интересовали не столько мы, сколько путь к отступлению, так как они и подумать не могли, что имеют дело с горсткой партизан.

Нам удалось без потерь добраться до леса, откуда мы открыли по колонне огонь из всего имевшегося у нас оружия, чем заставили их поскорее убраться с наших глаз. Мы закрепились на опушке леса, в полукилометре от дороги, на которой временно прекратилось всякое движение. Дальше мы двинулись только с наступлением темноты, но уж на этот раз вели себя более осторожно.

Ночь провели в лесу, где мне удалось поспать несколько часов, сидя на земле и прислонившись спиной к стволу дерева. А под утро за нами прискакал конный связной с приказанием немедленно прибыть в отряд, который уже соединился с регулярной частью Советской Армии. Связной сам повел нашу колонну.

Наша и без того маленькая венгерская группа снова распалась: Домонкаш и Йошка Фазекаш заболели и попали в медчасть. В операции у дороги принимали участие только два венгра: Пишта Ковач и я. Когда мы отходили к лесу, кто-то из партизан заметил, что энзе патронов к крупнокалиберному пулемету, хранившийся в самом обычном мешке, остался на поле. Пишта Ковач добровольно вызвался сходить за мешком. Он отправился неторопливо, с чувством собственного достоинства.

Ева все еще находилась в медчасти и лежала на одной повозке с Йошкой Йерне, которого снова прихватил приступ малярии.

С наступлением темноты наша колонна не раз пыталась выехать из леса на дорогу, но почему-то снова возвращалась в лес. Так прошла ночь.

Утро выдалось весеннее, солнечное. Легкораненые и ходячие больные слезли со своих повозок, вывесив на оглобли сушиться свои одеяла, перетрясли слежавшуюся солому.

Как только пришел приказ двигаться, все начали быстро собирать свои пожитки, укладывать их в повозки.

Ева сидела на козлах около возницы, Йошка шел рядом, держась рукой за борт повозки. Приступ малярии у него прошел, и он хотел показать всем, что может передвигаться самостоятельно. Когда мы вышли из леса, то заметили вдали какое-то село. И в тот же миг в воздухе появились несколько самолетов. Колонна остановилась, но через минуту снова тронулась в путь — это были советские бомбардировщики, летевшие на запад бомбить врага.