Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию - [39]
На следующий день, в понедельник, очень рано утром они уехали; и проехав этой довольно густонаселенной, но очень плодородной долиной, подпертой с боков высокими обрывистыми горами с множеством расселин, добрались к обеду в
БОРГЕТТО, пятнадцать миль. Это еще в графстве Тироль, поскольку сказанное графство очень велико. Здесь г-н де Монтень осведомился, была ли та долина, которую мы[276] проехали, и представшие перед нами вершины гор уже чем-то другим; ему ответили, что тут много таких больших и плодородных междугорий и других прекрасных городов и что это словно платье, которое мы обычно видим только скомканным, однако если его разгладить, то Тироль – весьма обширная страна. У нас по-прежнему река была по правую руку.
Оттуда, уехав после обеда, мы последовали таким же путем до Кьюзы[277], маленькой крепостцы, которую захватили венецианцы, она находится в углублении между утесов на той же реке Адидже, вдоль которой мы спустились по склону из сплошной скалы, где лошади шли, с трудом удерживая равновесие. Через сказанный форт, где государство Венеция, в юрисдикцию которого мы въехали через две-три мили, после того как покинули Боргетто, держит двадцать пять солдат. Они [т. е. Монтень с остальными путешественниками] прибыли на ночлег в
ВОЛАРНЕ, двенадцать миль. Маленькая деревня и убогая гостиница, как все остальные вплоть до Вероны. Там некая благородная барышня, девица, сестра отсутствующего сеньора, отправила из местного замка г-ну де Монтеню вина.
На следующее утро они совсем потеряли горы справа от себя, а холмы, тянувшиеся слева, оставили далеко в стороне. Они долго следовали по бесплодной равнине, но потом по мере приближения к сказанной реке она стала немного лучше, более плодородной виноградными лозами, которым тут дают взбираться на деревья по обычаю этой страны[278], и в День Всех Святых перед мессой прибыли в Верону.
ВЕРОНА, двенадцать миль. Город величиной с Пуатье и имеющий наконец пространную ограду; через него под тремя мостами протекает сказанная река Адидже[279]. Я прибыл туда вместе с сундуками. Без bolettes de la sanita[280], которые они взяли в Тренто и подтвердили в Роверето, им не удалось бы въехать в город, даже если бы не ходило никаких слухов об опасности чумы; но это делается по привычке или чтобы вытрясти из путешественников несколько катренов[281], которые за них требуют.
Мы осмотрели Дуомо[282], где он [г-н де Монтень] нашел, что в такой день на праздничной мессе с песнопениями здешние мужчины странно вели себя: они беседовали между собой, стоя в самом хоре[283] церкви, не обнажив головы, повернувшись спиной к алтарю, и для приличия вспоминали о богослужении только при возношении святых даров. Тут имелся орган и скрипки, которые сопровождали мессу. Мы видели и другие церкви, где не было ничего особенного – ни в убранстве, ни в женской красоте.
Они посетили среди других церковь Святого Георгия[284], где немцы имеют сильное свидетельство, что были здесь, и много гербов. Имеется там также надпись [где сказано], что некоторые немецкие дворяне, сопровождавшие императора Максимилиана, когда он отбил Верону у венецианцев, положили здесь какое-то произведение на алтарь[285]. Он [г-н де Монтень] заметил на это, что здешняя Синьория сохраняет в своем городе свидетельства своих потерь, так же как она сохраняет в целости славные могилы своих бедных сеньоров делла Скала. Правда, хозяин нашей «Кобылки», очень хорошей гостиницы, где нас даже излишне обхаживали и где мы благодаря счету расходов заметили, что это дороже на четверть, чем во Франции[286], пользуется одной из этих могил ради собственной выгоды[287]. Мы там видели замок[288], где им [господам] все показал поручик кастеляна[289]. Синьория тут держит шестьдесят солдат; как ему [г-ну де Монтеню] откровенно здесь сказали, скорее против горожан, нежели против чужеземцев.
Мы познакомились также с одним монашеским братством, они называют себя иезуатами Святого Иеронима[290]. Они не священники, не служат мессу и не проповедуют и по большей части невежественны, но считаются превосходными перегонщиками, дистиллируют душистую воду с запахом цветков апельсина и прочие подобные воды[291]. И здесь, и в других местах они носят белые, закопченные сверху рясы и маленькие белые шапочки; много красивых молодых людей. Их церковь весьма обустроена, равно как и их трапезная, где стол был уже накрыт для ужина. Они [господа] видели там некоторые старые развалюхи, очень древние, времен римлян, про которые монахи говорят, что это было амфитеатром, и латают их с помощью других камней, которые находят под ними в земле[292]. Возвратившись оттуда, мы обнаружили, что они ради нас надушили свои внутренние покои и впустили нас в некое рабочее помещение, наполненное сосудами и глиняными горшками, и нас тоже надушили. Но самым красивым из того, что мы осмотрели (и про что г-н де Монтень сказал, что это самое прекрасное сооружение, виденное им в своей жизни), было место, которое они называют
